Утро. Идем завтракать. Папа уже ушел, нас четверо: мама, я и мальчишки. Они первые без приглашения лезут за стол, суют ложками, куда им хочется, морщат носы: «А это че? А это?» Принюхиваются. Кирюша, маленький, тощенький, с прилизанными светленькими волосиками, кривляясь, шевелит носом, как собачонка: «Ма-ам! А че это? Чего ты сюда положила?» Мама ничего не отвечает, отворачивается: ей явно неудобно за детей. Я себя чувствую тоже неловко: надо есть, но Жанна и не думает садиться вместе с нами: когда едят другие, пусть даже это ее собственные дети, она стоит рядом именно стоит, даже не присаживаясь! и ОБСЛУЖИВАЕТ. Почему она считает своей обязанностью жертвовать собой, не знаю, и мне бы давно следовало к этому привыкнуть но не могу: такая красивая женщина, ухоженная, умная а я должен сидеть и есть в то время, как она стоит рядом и не ест.
Я, наконец, не выдерживаю и спрашиваю: «Жанна, может, ты поешь с нами?» Но она только улыбается, а мальчишки, как по команде, поднимают головы от тарелок и с недоумением смотрят на меня.
Нюхали они, нюхали, я думал им не нравится, оказалось ничего подобного: уписывают за обе щеки. И неудивительно: я сам съел три тарелки, хоть и не знаю, что ел: какой-то салат, но очень необычный: в нем крошечные кусочки фруктов, самых разных, кажется, даже ананасы есть, и сырые и вареные овощи, и зерна кукурузы, и сыр так вкусно! Интересно, сколько времени у нее ушло на то, чтобы приготовить это произведение кулинарного искусства?
Но вот поели, попили сок с домашним печеньем. Хлопчики вылезли из-за стола, спасиба не сказали, быстренько вытерли руки и убежали куда-то. У Кирилла на тарелке остался недоеденный салат, у Глеба растерзанный кусок печенья, аккуратно прикрытый не менее растерзанной и грязной салфеткой.
Я тоже встал, поблагодарил, пошел собираться. Уходя на весь день, заглянул на кухню попрощаться. И вижу такую картину: сидит Жанна, как-то по-сиротски сбоку притулившись к столу с горой немытой посуды, и что-то там поспешно клюет.
Говорю ей:
Жанночка, да почему ты не ешь по-человечески? Ты меня, конечно, извини, это не мое дело но все-таки?
А она:
Да, знаешь, как-то не получается То то подай, то это. Вскакивать все время. Мне так проще после всех.
Да, но это же влияет на детей!
Она задумалась. Вздохнула и говорит:
Да, ты прав: они меня воспринимают как прислугу. Бывает, даже покрикивают: то им не нравится, это невкусно.
Вот видишь, ты же сама понимаешь
Сама-то я понимаю, но как-то не получается у меня по-другому Ладно, ты иди, а то опоздаешь.
Я вздохнул, попрощался и ушел.
Наверное, вы со мной согласитесь: описанная выше сцена совершенно явный «воспитательный момент». Вернее антивоспитательный. Дети учатся не уважать людей, не уважать труд, заботу именно то, что больше всего заслуживает уважения.
Приходилось мне наблюдать и самоотверженных мам несколько другого рода: они за столом все лучшие кусочки, все самое вкусненькое подкладывают своему ненаглядному чаду а сами кушают чуть ли не сухой хлеб. И чадо к этому привыкает и уже считает, что так и надо, так всегда и должно быть: мне самое лучшее, отборное, всем прочим остаточки. Может, таким на всю жизнь останется: не дадут ему «лучшего, отборного» он страшно разозлится, будет чувствовать себя несправедливо обиженным и несчастным.
Приходилось мне наблюдать и самоотверженных мам несколько другого рода: они за столом все лучшие кусочки, все самое вкусненькое подкладывают своему ненаглядному чаду а сами кушают чуть ли не сухой хлеб. И чадо к этому привыкает и уже считает, что так и надо, так всегда и должно быть: мне самое лучшее, отборное, всем прочим остаточки. Может, таким на всю жизнь останется: не дадут ему «лучшего, отборного» он страшно разозлится, будет чувствовать себя несправедливо обиженным и несчастным.
Жан-Жак Руссо сказал когда-то: «Вернейший способ воспитать несчастного человека это приучить его не встречать ни в чем отказа». А тут ребенок даже и не просит ничего: ему просто-таки навязывают что повкуснее и послаще.
Почему взрослый и вроде бы разумный человек может так себя вести? Видимо, приятно чувствовать себя Жертвенной Натурой, Самоотверженной Мамой.
Приходилось встречать мам Мастеров Откормочного Цеха. Хочет ребенок есть, не хочет он обязан перемолоть определенное количество калорийнейшей пищи, какого вполне хватило бы для откорма хорошей йоркширской свиньи. Понятно, что это воспитание отвращения к еде и к тем, кто ее готовит.
Но, к счастью, есть и другие примеры. Когда с самого раннего детства ребенок привыкает не только за собой убирать, но и помогать маме, и делает это без принуждения и даже с удовольствием, потому что ему внушили, что это очень похвально и хорошо и за это все тебя будут уважать. Когда совместная трапеза превращается в своего рода семейный клуб: за столом шутят, обмениваются новостями всем и весело, и интересно. Знаю семьи, где невозможно что-то недоесть и бросить, хотя в то же время никого не заставляют питаться насильно: хочешь ешь, не хочешь не ешь. Берет каждый то, что захочет и сколько захочет но если сам взял съешь все до крошки! И представить себе нельзя, что может быть по-другому. Где за столом дети берут вкусненькое только после взрослых.