Миллионы беспаспортных крестьян также принудительно работали в коллективных хозяйствах колхозах, с мизерной оплатой труда. Тысячи отечественных ученых, насильственно собранные в так называемых шарашках, разрабатывали ядерное оружие и ракетное вооружение.
Жаркий бакинский климат с тремя четырьмя месяцами температуры выше 30 градусов, сильными ветрами, медленно убивали мою маму. Спасти её мог только переезд в центральную Россию, где климат более подходит гипертонику. С 1949 года папа пытался убедить директора Бакгидэпа Л. Босовского отпустить его, чтобы увезти жену. Писал в Москву, в Министерство, и получал отказы.
Лишь в 1955 году, изгнанный из Председателей Совета Министров, и назначенный министром электростанций СССР, Г.М.Маленков принял спасительное решение. Не отпустил на волю, а приказал откомандировать отца на работу в Мосгидэп. Там его направили в группу рабочего проектирования на строительство Горьковской ГЭС.
Родители переехали в Горький, получили квартиру в Заволжье, рядом со строительной площадкой Горьковской гидроэлектростанцией. Через три года Мосгидэп откомандировал отца в Литву руководителем проектировщиков на строительстве Каунасской ГЭС. Кроме гидростанции на Немане, он участвовал в проектах Плявинской ГЭС, на реке Даугава, в Латвии. Работая в Мосгидэпе, выезжал в командировки в Вышгород, решать проблемы строительства будущей Киевской ГЭС.
С учебой у меня всю жизнь происходили какие-то метаморфозы, хотя почти везде учился хорошо, выше среднего. На геолога проучился два года без «хвостов», с приличными отметками и знаниями. А курс геодезии, с очень серьезной практикой, освоил настолько, что позже работал геодезистом на Красноярской ГЭС. Но опять вмешалась судьба.
В Баку я оставался с бабушкой Вандой Эдуардовной. Изредка приходила проконтролировать меня тетя Сима. Она, наконец-то, в последний раз вышла замуж за инженера Виктора Ивановича Захарова, потомственного бакинца, стала степенной, и, как мне казалось, теперь не была такая взбалмошная, чтобы не сказать психованная, как раньше. Но я ошибся. От соседок узнала, что в своем новом дворе я дружу с «уголовниками», вместе с ними хулиганю, имею два привода в милицию, что поссорился с «бандитами» из Крепости (Самого старого и бандитского района города), боюсь появляться на Бульваре. Послала телеграмму родителям, если не заберут из Баку, меня ждет тюрьма или бандитский нож.
Мама очень серьезно восприняла сообщение Симы, что связался с хулиганьем, хотя отлично знала панический характер сестры. Мои убеждения, что это не так, ни попытки папы заступится за меня, не помогли повлиять на маму, с её постоянными приступами головной боли. В итоге, третий курс я догонял в Горьковском политехническом институте.
Далеко от Баку и друзей
В Горьковский Политехнический институт меня приняли снова на третий курс. На химический факультет, где пройденные предметы и часы лекций в Баку, более менее подходили. Пришлось, правда, еще досдать ряд предметов, с которыми я рассчитался лишь к концу следующего учебного года. Учеба не доставляла удовольствия, химию я не любил, учился еле-еле, профильные предметы, как физическая и аналитическая химия, сдавал со второго, а то и третьего захода. Тем не менее, третий курс кое-как закончил, и с хвостом по одному предмету, перешел на четвертый. Там учеба пошла еще хуже и мне предложили перейти на вечернее или заочное отделение, или полное отчисление из института.
Оформляя документы на заочное отделение, поступил на работу в Горьковский академический театр драмы рабочим сцены. Поработать в театре довелось недолго, четыре или пять месяцев, а потом забрили в армию. В ректорате еще не успели оформить приказ, как военкомовские клерки оказались тут как тут. Раз отчислили с очного отделения, будьте любезны отслужить в армии. Но свою трудовую книжку я получил в театре и первая запись в ней рабочий сцены.
Режиссеры постоянно привлекали техперсонал к участию в массовых сценах. За каждый выход на сцену, к зарплате прибавляли десятку, и мы охотно участвовали в постановках главного режиссера театра, ученика А.Я.Таирова. Меер Абрамович Герш продолжал традиции учителя любил большие массовые сцены с участием всей труппы, революционный пафос. За короткое время, я принял участи в пяти пьесах. В «Оптимистической трагедии» Вишневского сыграл даже две роли революционного матроса в толпе, не желавшей принимать комиссара в юбке, и австрийского солдата с винтовкой на перевес, выбегающего на сцену. В Гончаровском «Обрыве» переодели меня в лакея и без единой репетиции, дали в руки поднос с чаем и заставили неподвижно молча стоять минут десять.
Из знаменитостей тогда в театре играли Лилия Степановна Дроздова и Людмила Ивановна Хитяева. Последняя пользовалась особой популярностью у зрителей после фильма «Екатерина Воронина», где сыграла главную роль, «на неё ходили». Съемки фильма проходили в Горьком, и горожане узнавали знакомые улицы, дом главного героя, порт на стрелке Оки и Волги. В спектаклях я застал Людмилу Ивановну всего несколько раз, в это время она снималась в «Тихом Доне» и в театре играла редко.