С угощением на судно приходят, с поклоном. Шибко вежливые. И все сувенир просят. Чего зряшнее не подаришь, честь не велит, а кость она и для подарка-то хороша. Ну, еще, известно, и вино ихнее в голове шумит...
- Пороть бы вас, чертей, да некому! - сказал Иевлев.
- Оно конечно! - согласился Рябов. - Да ведь тоже, Сильвестр Петрович, как станешь делать - отдарить-то не надобно разве? Янтарь еще у нас был...
- А его куда дели?
- Зачем - дели? Который остался - привезли, вдовам завтра раздадим.
- А свой?
Рябов засмеялся:
- Чего вспомнил... Свой... Говорю: норвеги народ учтивый...
Сильвестр Петрович смотрел на Рябова и все думал: "Да, ему и идти. Ему быть на шведской эскадре, он - свершит, на него положиться можно. Прям, храбр, прост душою, некорыстен! Ему! Более искать некого и не для чего!"
- Ну что глядишь-то, господин капитан-командор? - спросил Рябов. - Я говорю, а ты все глядишь на меня? Не пойму - коришь али смеешься? Не кори, меня вон и женка корить не станет, таков уж на свет уродился...
Сильвестр Петрович молчал.
- Ты об чем все думаешь? - шепотом спросила его Маша.
Иевлев не ответил.
Говорили долго, до третьих петухов. К утру стали кланяться хозяйке, благодарить. Таисья Антиповна кланялась гостям, сама благодарила, что навестили, поскучали, не побрезговали хлебом-солью. Сильвестр Петрович, прощаясь с ней, стиснул зубы: было страшно думать, что он, не кто иной, как он, отберет у нее ее кормщика. А она, как нарочно, низко поклонилась капитан-командору, сказала Рябову:
- Много мне Сильвестр Петрович помог, Ванюша, покуда без тебя вдовела. Столь много - и не пересказать...
- Авось со временем и я сгожусь! - улыбаясь, ответил кормщик. - У нас на Беломорье добро помнят...
Первыми вышли на волю вдовы, здесь, в воротах, встретились с поручиком Мехоношиным, который вел солдат-драгун в рябовскую избу.
- А ну, морды, с дороги! - приказал Мехоношин.
- Я вот тебе дам - морды, дурак немазанный! - разобиделась старуха Щапова. - Сам ты морда! Изукрасился всяко - глядеть тошно. Морды! Да мы честны рыбацки вдовы... Да и куда прешься - гости по домам идут...
Поручик оттолкнул с дороги Щапову, она еще сильнее разобиделась, сбила могучей рукою треуголку с Мехоношина, поддала ему под зад.
- Щекоти его, женки! - рассердилась другая старуха. - Щекоти его смертно, он верещать зачнет и сбежит... Знаю я таких...
Но Мехоношин прорвался со своими драгунами на крыльцо, ногою распахнул дверь в горницу и тут вдруг остановился неподвижно. В гостях у мужика-кормщика был сам капитан-командор Иевлев. На треск двери он обернулся, спокойно спросил:
- Для чего пожаловал, господин поручик?
Мехоношин вынул из-за рукава кафтана указ, написанный дьяком, сказал с возможнейшей учтивостью:
- Сии мореходы порушили веление господина воеводы и сюда заявились из земли норвегов...
- Ну?
- За что имеют быть заарестованы мною и доставлены...
- Вон! - тихим голосом сказал Иевлев.
- Указ именной, - быстрее заговорил Мехоношин, - в указе сем написано...
- Вон, господин поручик Мехоношин! Иначе я вашу шпагу отберу и вас самого немедленно же велю за караулом на съезжую доставить. Вон! И чтобы нога ваша порог сей избы не переступала.
Мехоношин, словно не понимая, стоял неподвижно.
Сильвестр Петрович громко, как на плацу, скомандовал драгунам, столпившимся в сенях:
- Повернись кругом! Вздень левой! Ать, два, шаго-ом! В казарму!
Драгуны завозились, поворачиваясь в тесных сенях, загрохотали сапогами, зазвенели палашами и багинетами. Мехоношин, ссутулясь, потащился за драгунами. Иевлев велел Аггею Пустовойтову:
- Ты вот что, дружочек. Нынче же дай кормщику наряд добрых матросов, пусть съездят к лодье своей, да что имеют - не откладывая раздадут вдовам...