Видите, рисовал тот же мальчик. Этот рисунок он принес из дома. Пьющие родители. Его сюда бабушка привела. Теперь он рисует солнце. Этот рисунок веселого, жизнерадостного ребенка. Он пришел к нам месяц назад.
Мне дали понять, что мальчик стал посещать клуб и вон как изменился: солнышко с цветочками рисует. Они смотрели на меня, а я пыталась подобрать слова, ничего не придумала, как изобразить восторг:
Удивительно!
Не знаю, что было написано на моем лице, но вряд ли восторженное слово соответствовало выражению, мне было просто жаль ребенка и, почему-то его пьющих родителей тоже.
Согласна, дети не должны рисовать тюрьму. Если рисуют, что-то не так в нашем мире, неправильно. Но сомневаюсь, что он стал веселым и жизнерадостным. Разве что родителей поменял. Или они перестали пить. Очень сомневаюсь.
Пойдемте, недовольно произнес Владислав.
Он ожидал от меня другой реакции. Наташа закрыла на ключ дверь, и после яркой комнаты я очутилась в темном коридоре.
Осторожно предупредила Наташа и поддержала меня за локоть.
Успела вовремя, я чуть не упала, наткнувшись на завалы мебели, картонных коробок и досок. Нас легко обогнали дети. Они ловко перескочили через препятствия, правда, упала пустая коробка, Наташа подняла ее. Мне понравилось, что им никто не сделал замечание. Все же хорошо приходить сюда, показывать свои рисунки и бегать с друзьями по коридорам.
Резкий поворот и проход перегородила черная штора до потолка, Владислав раздвинул ее, мы оказались в полутемном зрительном зале, только без привычных рядов стульев. Вон там, напротив, сцена с белеющим экраном.
Здесь раньше кинотеатр был. Давно уже нет. Помещение отдали под клуб. Вот посмотрите, Наташа показала на непонятное сооружение в центре зала. Наши ребята яхту строят.
Действительно, яхта. Обшивка из досок сверкала лаком. Запаха я не ощутила, видимо, давно покрывали, успел выветриться.
Ничего себе. Давно строите?
Павел, ты уже сколько лет строишь яхту?
На голос Владислава откуда-то вынырнул с включенной переносной лампой подросток, худой, лохматый, с красной повязкой на голове, чтобы не лезли в глаза длинные темные волосы. Профилем и долгим, заостренным носом походил на птицу, скорее дятла.
Шесть лет, недовольно буркнул он, выключил лампу и пропал. Через секунду донесся стук.
Тебе уже шестнадцать? удивился Владислав, десятилетним сюда пришел.
Когда на воду будем спускать? донесся голос Павла под аккомпанемент молотка.
Когда надо будет, тогда и спустим. Весной.
Вы прошлой весной тоже обещали.
Как вы эту яхту будете перевозить по городу? удивилась я.
Перевезти не сложно. Сложнее вытащить отсюда.
Разбирать стену?
Ничего не будем делать, пусть стоит.
Тише, проговорила Наташа, Паша услышит.
Пусть слышит, не маленький, зато с пользой детство прошло. Не в стрелялки играл, а лодку построил.
Разбирать стену?
Ничего не будем делать, пусть стоит.
Тише, проговорила Наташа, Паша услышит.
Пусть слышит, не маленький, зато с пользой детство прошло. Не в стрелялки играл, а лодку построил.
Стук не прерывался.
Мы прошли в комнату с большим окном, завешанным белыми занавесками. Владислав сел на диван в подозрительных пятнах. Я подсела к столу с посудой: одноразовые стаканы и тарелки, пластмассовые ложки.
На стенах детские рисунки, плакаты. В правом углу от окна иконостас, в левом штурвал и якорь.
Здесь мы с Владом живем, сказала Наташа. Мы вас чаем угостим, из Китая, бывший наш питомец привез.
Она включила чайник. Владислав сидел с уставшим видом, закрыл глаза и откинулся на спинку дивана.
Наташа, лучше кофе.
Да, да, кофе, я умею делать с пеной. Немного, чуть-чуть, воды, взбить кофе с сахаром, добавить кипяток.
Кофе получился крепкий.
Мы обменялись номерами телефонов, на всякий случай, и я вышла на улицу. Снег уже смешался с грязью, устраиваться на работу расхотелось.
Мужу ничего не сказала. Да он и не спрашивал. Сел на диван, я подала ему ужин, потом ночь наступила, он перебрался на кровать. Как обычно. Но об этом уже столько говорено, что я даже перестала возмущаться.
После Новогодних праздников наступила холодная зима, редкая в нашем теплом климате. Я почти не выходила из дома, только по необходимости в магазины. Вдруг прозвенел звонок в квартиру.
На пороге стояла Наташа. Все в тех же старушечьих ботинках, в шубке, синтетической, теснившей ее. Наверное, в ней еще в школу ходила.
Здравствуйте, приветливо улыбнулась она, вот, проходила мимо, решила к вам заглянуть.
Ой, Наташа! Я рада вам. Как вы узнали, где я живу?
Вы же под обращением подписались и указали свой домашний адрес. У вас хорошо, уютно, сказала она, пройдя в комнату.
Шубку снять отказалась, торопилась в клуб.
Как вы там? Клуб не закрыли?
Пока нет, но угроза осталась. Влад хочет выдвигаться в депутаты, нашелся спонсор. Он же возглавил наш предвыборный штаб. Нужны помощники. Вы ведь не работаете. Пожалуйста, поучаствуйте, мы вам обязательно заплатим.
Те, кто сидят на чужой шее, поймут меня. Муж денег не жалел, но хотелось самой зарабатывать. И я согласилась.
Она обрадовалась, раскраснелась, чуть не расцеловала меня, и ушла почти счастливая. Я обещала завтра встретиться со спонсором.