Сон сервера в далекой Воркуте
Два мамонтенка в вечной мерзлоте.
Как это сладостно. Но вот одна беда
Я больше ревновал бы Вас тогда.
Светойдные устраивая бури
Так, чтоб сверкало ажно в Сингапуре,
Я рвался бы неведомо куда
Я врезал бы по звездам со всей дури!
Я волком выгрызал бы провода,
Что б Вы хотя бы вежливо
Взглянули.
Июнь
Нет ночью тишины цикады
стрекочут словно сотни погремушек.
И не хватает лишь рояля Монка.
Порой в Москву прогромыхает поезд.
В цистернах нефть. А может ночь сгустилась.
Он ночь везет в Москву я так подумал
и как разведчик влез под одеяло.
Пускай им привезут побольше ночи,
которую в Москве так мало любят,
а если любят, то за блеск витрин,
за фонари и за метро пустое,
за желтый свет в окне и за рассвет,
когда усы топорща водяные,
машины поливальные прибьют
всю пыль, которая скопилась ночью.
Когда же заблестит в Москве асфальт,
я буду спать еще на этой даче,
не уловив, когда цикады смолкнут,
и птицы защебечут за окном.
Когда трава и листья, и цветы
намокнут от росы.
Паучок
Тебе, любимой и забытой,
нытье души я посвятил.
И этой мукой освятил
замок двери твоей закрытой.
Слезою чистою омытый
твой образ я не сохранил,
когда и думать запретил
себе о нежности. Сокрытый
во мне отшельник, подавил
во мне все чувства. Я убил
жучка любви. Но он, убитый,
меня царапнуть норовил,
пока ему хватало сил,
своею ножкой ядовитой.
Конец двадцатого века
Там ветер ветки шевелит
и в темноте стучатся капли
дождя в окно.
Там вечер, май и двор,
в котором тихо.
Дети этим утром
уехали на дачу, в лагеря.
А может быть, сидят в своих квартирах
и смотрят допотопное кино
про девочку и диких журавлей
Ты чувствуешь, как за строкой строка
под действием, наверно, коньяка,
становится похожа на дорогу
в глуши
колдобины и ямы вперемежку.
Напиток, что струится