В течение двух недель османы грабили восточную часть Пелопоннеса. Но они не стали брать греческих городов. Разорена и выжжена была только сельская округа. Возвращаясь восвояси, турки угнали с собой в рабство 60 тысяч человек мирного греческого населения.
Недолго длилась иллюзия примирения. Униженный, ослепленный, лишенный власти Василий Васильевич не был сломлен морально. Он не позволил вывести себя из игры и не забыл, что он законный Великий князь Московский. Проливая слезы перед Шемякой, высказывая ему благодарность за «милосердие», он был далек от мысли, что стезя его как государя и правителя окончена. Не мира, но мести и торжества над соперником жаждал униженный князь. Он понимал, знал и чувствовал, что Шемяка некрепко и ненадолго угнездился на Москве. И не только шестое чувство подсказывало ему, что растет и ширится движение за возвращение на Великий стол законного обладателя его. Пребывание в Вологде было непродолжительным. Вскоре со всем своим двором князь Василий отправился на Белое озеро, в монастырь, основанный святым Кириллом, учеником Радонежского чудотворца Сергия.
В бревенчатой трапезной палате Кирилловой обители было довольно людно. На дворе стоял ясный морозный январский день. Василий Васильевич в окружении верных бояр и дворян, вооруженных до зубов, сидел во главе стола одесную Белозерского игумена владыки Трифона. Трапеза подходила к концу. Меды уже выкушали. Каши, рыбные блюда и прочую снедь отведали. Монастырская братия угощала князя и его людей винами да сладкими закусками.
В бревенчатой трапезной палате Кирилловой обители было довольно людно. На дворе стоял ясный морозный январский день. Василий Васильевич в окружении верных бояр и дворян, вооруженных до зубов, сидел во главе стола одесную Белозерского игумена владыки Трифона. Трапеза подходила к концу. Меды уже выкушали. Каши, рыбные блюда и прочую снедь отведали. Монастырская братия угощала князя и его людей винами да сладкими закусками.
Вотъ и доспелъ к тобе, владыко, всемъ своимъ дворомъ. Есчо в Вологде мыслилъ в Белоозере сущую братию накормити и милостыню дати. А ты, владыко, мя и моихъ людей самъ употчевалъ. Жаль токмо, не вижду тя, отче, говорил князь, развернувшись вполоборота к игумену, улыбаясь и поправляя черную повязку у себя на глазах.
Не печалуй ся, княже. Очи еста твои детушки, Иоанн да Юрий, да суть мы чернецы убогие, да слуги государевы: князья, бояре, дети боярскыя, служилые люди, отвечал Трифон.
И то, владыко, бегутъ от Дмитрия Шемяки да от Ивана Можайского служилые-т ко мне. Вотъ и надысь пришли с Москвы князь Иванъ Стрига Оболенской со своими людми да сынъ боярский Иванъ Руно со товарищи. Быти ныне Великому княженью на Вологде да на Белоозере, промолвил со словами иронии князь Василий, обнимая за плечи и прижимая к себе юного княжича Ивана.
Несть бо льзя таковому государю в такой дальней пустыне заточену быти, сочувственно произнес Трифон.
Радъ бы, да грехи в рай не пущають. Крестное целование что камень тяжекъ есть на раменахъ моихъ, отвечал князь владыке.
А коли тако, властию своею сниму с тя крестное целование, данное князь Дмитрею. А грехъ тотъ на ся возьму, сурово и твердо изрек владыка.
Ежели сполнишь сие, отче, в Вологду не вернусь. Поиду со своимъ дворомъ на Тферь, помолчав и подумав недолго, решительно вымолвил князь Василий.
Борьба за Великий стол для тверских князей давно отошла в прошлое. Но в политической системе Русской земли Тверь занимала особое место. Тверские князья испокон века ни формально, ни фактически не подчинялись Москве. Даже на Куликовом поле не было среди русских войск тверских полков. Ревниво и опасливо следили в Твери за успехами Москвы и традиционно видели своего ближайшего союзников в лице Великих князей Литовских.
Князь Борис Александрович Тверской еще недавно был единомышленником Шемяки. Но за последние месяцы многое переменилось. Слепой Василий Васильевич казался ему менее опасным на Московском Великом столе, чем деятельный и дерзкий Шемяка. Потому и принял дружелюбно Тверской князь бывшего князя Московского и «дал ему у себя поопочинути», воздал ему «честь великую» и «дары многи». Верно, наслышан был князь Борис и о том, что крепнет и полнится людьми да слугами двор Василия Васильевича. Дворы же Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского пообеднели да обезлюдели. В той же Литве усилились сторонники князя Василия. Понимал князь Борис, что скоро переменится власть на Москве. И вот тогда уж не простит законный Великий князь Московский Тверскому князю сговора с Шемякой. Василий же Васильевич понимал, что рано ему праздновать победу, а иметь надежного союзника в борьбе с Шемякой не помешает. Но союз тот должен был стать нерушимым, чтоб никто потом не мог пойти на попятную. Любили в ту эпоху в таких случаях скреплять договоры («правды») кровью. Так на седьмом году жизни наследник Великого стола княжич Иван и стал участником важного государева дела. Был он обручен с четырехлетней Марией, дочерью Тверского князя.
Ровно через год после своего ослепления, 17 февраля 1447 года по Р. Х., Василий Васильевич въехал в столицу. В феодальной войне произошел решительный перелом. Но до мира было еще далеко. Многие северные города, а в их числе Галич, Юрьевец, оставались еще в руках Шемяки. Знал тот, что там поддержат его.