На своём спуске, на той деревянной казарменной лестнице моё «я» внезапно видит, что вот, цели в его жизни не было, и вот, она есть, вот, она обретена, и вот, никто её отнять не сможет, эту маленькую эгоистическую цель, стать писателем, стать скрибером, скрипеть, скрести пером, и больше ничего.
На своём спуске, на той деревянной казарменной лестнице моё «я» внезапно видит, что вот, цели в его жизни не было, и вот, она есть, вот, она обретена, и вот, никто её отнять не сможет, эту маленькую эгоистическую цель, стать писателем, стать скрибером, скрипеть, скрести пером, и больше ничего.
Не надо обязательно видеть мир, чтобы его потом описать.
Не надо для этого уходить в армию, как сделало моё прежнее «я», чтобы стать там радистом, а потом вернуться на гражданку и поступить на торговое судно и совершить плаванье вокруг света и описать его.
Только теперь, на четвертом, третьем, втором, первом пролётах лестницы моё нынешнее, новое «я», понимает, что ничего этого не надо, чтобы стать писателем.
Или вернее, не это надо, чтобы стать писателем.
Прав стихоплёт во мне, а не мой одноклассник Кинг.
Совсем не обязательно «выходить на улицу», чтобы видеть и понимать людей.
Достаточно только думать.
Можно быть и прикованным к постели.
Можно быть Прустом.
А можно быть и Павкой Корчагиным.
Какая разница?
Главное изобразить свою душу.
Не надо больше ничего.
Что для этого нужно?
Только душа и память.
И дар, который неважно, где и от кого, получаешь.
Но если ты получаешь дар, то тогда кто-нибудь когда-нибудь обязательно должен узнать о твоей одинокой битве с вовком.
Кто-нибудь.
Когда-нибудь.
Как?
Так, что ты покажешь ему еще один кусочек реальности, еще одну клеточку гигантской мозаики, из которой складывается наше восприятие людей и их Вселенной, и там, в этой Вселенной, деревянная лестница казармы второго дивизиона займёт свое место в огромном панно, не меньшее и не худшее, чем знаментиый Wendepunkt Данте, «и в точке той я сделал поворот, где гнёт всех грузов отовсюду слился».
Так думает моё «я», спускаясь с ведром и тряпками к дверям казармы, у которых сидит за столом дежурный по части, начинающий тиранито минималиссимо, младший лейтенант Проничкин по кличке Чадо, и с презрением разглядывает приближающегося к нему, противно выговорить, еврея, недобитого германским фюрером и по ошибке призванного в русскую армию.
А может, эта лестница второго дивизиона была Лествицей Иакова, может, по ней вместе со мной раком спускались ангелы, упираясь своими ангельскими личиками в ведро с грязной водой, а потом поднимались наверх с пустым ведром и снова спускались вниз с полным, может, я только и делал, что ходил пять ночей вверх-вниз по этой Лествице на небо и обратно, может, я тоже был в это время ангелом, а потом вот дембельнулся и перестал им быть, а?
Потому что цветок больше не раскрывался во мне.
Пятница, день пятый.
Сцена 3
Марций
Совершил я
Для Родины лишь то, что мог.
Любой, кто, жизни не щадя, сражался,
Делами равен мне.
Коминий
Нет, ты не будешь
Могилою заслуг своих: пусть Рим
О доблести своих сынов узнает.
Скрывать твой подвиг, обойти преступней,
Чем кража, и предательству равно.
Марций
Изранен я. Чтоб раны не заныли,
Не надо вспоминать о них.
Коминий
Нет, надо.
Не то их загноит неблагодарность
И перевяжет смерть. Ты слишком скромен
Пусть знают все, как это нам известно,
Что в битве Марций заслужил венок.
А сверх того отныне да получит
За всё, что он свершил у Кориол,
Кай Марций при хвалебных криках войска
Кориолана имя, и пускай
Он носит это прозвище со славой!
[Трубы и барабаны]
День шестой, суббота, становится, как и положено, днём создания нового человека. В субботу и в воскресенье ни Бульбачина, ни тем более Триппербах в батарею не показываются, так что Вовк на эти два дня из мелкого беса превращается в крупного демона. Короче, остерегайтесь ночью выходить на болота, когда силы зла властвуют безраздельно, как сказано в «Собаке Баскервилей». Но кто это помнит?
В ночь с пятницы на субботу, в пятую бессонную ночь, моё «я» наконец догадывается, что ошибочка вышла в надеждах на гуманизм, что вовк моей смерти именно что ХОЧЕТ. Т. е. физически меня собирается извести, раз не может прикончить духовно.
В будние дни дуэль начинается по вечерам после ужина, но в субботу Вовк начинает её с подъёма.
На этот раз дуэль называется «уборка территории», УТ, в солдатском просторечии просто «уд».
«А не пошел бы ты на уд» есть самый страшный посыл, причем имеется в виду вовсе не первичный мужской половой признак, а именно уборка территории, которая дважды женского рода.
Летом это подкрашивание травы кисточками и красками в одинаковый и сочный зеленый цвет. Зимой равнение сугробов в общем строю вдоль аллей и дорожек военного городка и придание им пирамидальных, кубических и трапецеидальных форм. Весной мытье гигантского строевого плаца мыльной водой из тазиков и чистка его зубными щётками.
Всё это суть элементы окультуривания, оцивилизовывания пейзажа, придания ему должного ОРДНУНГА. Поскольку армия есть, с русско-прусской точки зрения, верх и образец государственной мощи и ее порядка, уборка территории, т. е. ландшафта (опять прусское слово), есть верх этого порядка или витринный образец цивилизации. Это занятие культовое, знаковое. Именно УТ, а даже не идейно-политическая подготовка бойца, есть главное занятие военнослужащих СА.