Немного отдохнув, Себастьян ушел на вечернюю службу. Зазвонили колокола и внезапно смолкли. Вскоре с улицы постучали, тетушка Феодосия пошла к калитке и вдруг заголосила навзрыд. Ей пришли сказать, что Себастьян упал с колокольни и разбился насмерть. Слышать тех слов Эми не мог, но горькая догадка озарила его детский разум.
В сумерках он пробрался в сад и замер: совсем близко к дому стоял на рыжей прошлогодней траве одинокий черный аист. И вот, в полной тишине, к нему спустился другой, такой же, и в тот же миг, бесшумно взмахнув крыльями, обе птицы поднялись в небо, чтобы больше не вернуться. Эми проводил их взглядом, чувствуя, что случилось что-то грустное и одновременно счастливое.
Он погладил ствол тубелина. Не зная, почему он это делает, он обнял и поцеловал свое дерево, закапав слезами светлую кору. И тогда он услышал звук такой тихий, что только его ухо могло угадать, что это вообще звук: словно чей-то вздох из-под земли поднялся по стволу и улетел в темное небо. Открылась дверь, тетушка Феодосия, всхлипывая, звала племянника
А на следующий день, дождавшись минуты, когда никто не мог его видеть, Эми подбежал к своему дереву и приложил ухо к стволу. Когда он перестал дышать сам, то понял, что тубелин дышит! Но кому расскажешь? Тетушка Феодосия, конечно, ничего такого расслышать не могла: она не слышала даже беличьих прыжков по кедровым веткам.
Той же ночью Эми приснился сон: окно распахивается, и на подоконник прыгает зеленая белка, будто покрытая хвоей вместо меха. И вместо усатой мордочки у этой белки маленькое личико девочки с рыжими волосами и синими глазами. И она говорит ему нараспев: «Верь, что отец улетел, и его ты когда-нибудь встретишь». Этот сон повторился еще и еще
Сказка четвертая. Продавец Песка
И вот настал день, когда с Эми начали происходить такие вещи, каких прежде с ним не случалось. Поначалу все было, как всегда: он проснулся под звон колоколов. В столовой он, как всегда, глянул в щелку занавески. Лед уже неделю, как сошел, и синяя Река слепила солнечными бликами. Но Эми смотрел не на воду: полузасыпанные песком мертвые улицы за Рекой, а за ними холмистая песчаная пустыня Левобережья завораживали его. Если долго смотреть на тот берег, казалось, что песок шевелится, и верилось в рассказы о го́рькутах огромных песочных жуках, поедающих деревья. Как всегда, он получил нагоняй: тетушка Феодосия не разрешает глазеть на Левый Город
Эми вышел на улицу, направляясь в церковь на свой музыкальный урок. Нужно было пройти мимо задней калитки сада градодержца Мокия Второго, сына Мокия Первого, бывшего градодержца. Их рослый и жирный потомок Мокий Третий, которому уже минуло пятнадцать, как всегда, высматривал из той калитки прохожих. Каждому он объявлял, что он сын и внук градодержца, и сам будущий градодержец. Увидав Эми, он, как всегда, крикнул ему: «Эй, лопоухий!» А вот дальше все пошло не как всегда.
На скамейке в конце улицы он увидел изящную фигурку, закутанную с ног до головы в зеленый плащ, будто сшитый из хвои. Из-под капюшона выглядывало лицо рыжеволосой девочки с синими глазами. От нее было не отвести глаз. Эми сразу показалось, что он уже видел эту необыкновенно красивую девочку, но где?.. Он прошел мимо нее, не дыша, и, оглянувшись напоследок, свернул влево, за угол Телеграфа так почему-то назывался главный рынок. Что означает слово «телеграф», не знал даже Себастьян, но именно это слово составляли восемь огромных букв, украшавших карниз большого старинного строения. Проходя под этим загадочным названием, Эми любил прочитывать его задом-наперед: «фар-ге-лет». Но в этот день все шло не как всегда: девочка в зеленом плаще так заняла его мысли, что он начисто позабыл про свой «фаргелет».
Пройдя Телеграф, то есть рынок, он оказался у здания городской управы, именуемой Градодержавой, откуда Городом управлял градодержец. Здесь Эми всегда пересекал площадь, чтобы подойти к большому собору со звонницей, где прежде служил отец. Он непрестанно оглядывался на свою улицу в нелепой надежде еще раз увидеть синеглазую девочку с рыжими волосами. С разгона он налетел на важного донима́лу с лицом цвета старого пергамента, в шинели с красными погонами.
Это было редкостью: начальники с «пергаментными» лицами, или желтуны, как их потихоньку называли, выходили из здания Градодержавы на площадь только по праздникам. Шея желтуна была, как положено, укутана до подбородка шарфом песочного цвета. Левая рука его опиралась на черный зонтик, сложенный в длинную трость. По непонятной причине самые важные, то есть желтолицые, начальники Города при любой погоде, если и появлялись на улицах, то только с зонтиками, словно бы всегда опасаясь дождя. Это давало повод горожанам нашептывать друг дружке всяческие анекдоты о желтых начальниках, сделанных из песка и тающих от воды.
Выслушав извинения мальчика, желтун-донимала постучал зонтиком о мостовую и скрипучим голосом объявил, что носиться по главной площади Города, не глядя по сторонам, строго запрещено. Чуть не ткнув в Эми зонтиком, желтун предупредил, что такое нарушение чинности и порядка, может иметь серьезные последствия. Дальше Эми двинулся как можно более чинно и порядочно, то есть семеня коротенькими шажочками, как учат в воскресной школе. Но тут его ждало что-то совсем уж странное.