Но больше всего нравились Эми звуки чудесного дерева. Он мог подолгу, закрыв глаза, слушать странную песню ветра в его ветвях. А однажды тубелин запел в совершенно безветренную погоду, и пение его стало совсем другим. Только случилось это уже после ухода отца.
Сказка третья. Черный аист
Прошло около месяца после двенадцатого дня рождения Эми Когда незнакомые взрослые положили в длинный ящик что-то, похожее на Себастьяна, а потом куда-то унесли, Эми был уверен, что в ящике что угодно, но только не его отец. «Нет, это не папа», твердил он, «папа улетел с черным аистом, я же знаю»
Большой колокол гудел как-то не так, и Эми понял, что на колокольне другой звонарь
Позавчера отец сказал ему:
Когда я раскачиваю бронзовый язык, и он целуется с набатным колоколом сначала нежно, потом страстно мне всегда кажется, что это моя грудь гудит от ударов моего сердца. Мне кажется, что это моя грудная клетка звенит высоко над землей, и что я лечу в небо, потому что я песня колокола, которой нет преграды. Сынок, мне бы так хотелось, чтобы ты чувствовал то же самое, когда играешь на органе, потому что это счастье!
Когда я раскачиваю бронзовый язык, и он целуется с набатным колоколом сначала нежно, потом страстно мне всегда кажется, что это моя грудь гудит от ударов моего сердца. Мне кажется, что это моя грудная клетка звенит высоко над землей, и что я лечу в небо, потому что я песня колокола, которой нет преграды. Сынок, мне бы так хотелось, чтобы ты чувствовал то же самое, когда играешь на органе, потому что это счастье!
Потом Себастьян повел сына в сад, уже оттаявший от зимы и подсохший, и показал пальцем вверх, на корзину, давно приделанную им к верхушке кедра. Прежде там жили белые аисты. Эми задрал голову: в гнезде стояла большая черная птица с белой грудкой.
Это чудо! шептал Себастьян. Эми, это черный аист, он никогда не живет рядом с людьми! А теперь смотри, отец раскрыл ладонь с куском хлеба, и птица, распахнув огромные крылья, опустилась рядом с ним, осторожно взяла угощение длинным острым клювом и взмыла вверх.
Такого не бывает! продолжал Себастьян. Прости сынок, от меня пахнет вином, и, может быть, я говорю глупости, но мне кажется, что это Ева, твоя мама, прилетела в наш сад.
Но зачем? Зачем она прилетела? удивлялся Эми.
Не знаю Может быть, она соскучилась. Может быть, она прилетела за мной.
За тобой? Но ты же не можешь с ней улететь, папа?
Нет, не могу пока только вот что, Эми Себастьян понизил голос, и глаза его затуманились, наверное, нужно тебе кое-что знать о твоей маме Да и о себе самом Понимаешь, когда мама еще носила тебя в себе он вдруг запнулся, заметив, что в саду мелькнула какая-то тень, и поспешил отвести сына в дом. То и дело озираясь, звонарь тихонько, почти шепотом, продолжал:
Это непонятная история, сынок, но она не выходит у меня из головы и не дает мне покоя. Дело в том, что, пока мама носила тебя под сердцем, ей снился ночами один и тот же сон. Нет-нет, да просыпа́лась она и все шептала мне с тревогой, что видится ей белый олень с сияющими рогами. И говорила она, что глаза оленя смотрят нежно, но будто не на нее, а сквозь нее на дитя, что росло в ней. А перед тем, как тебе родиться в ту самую ночь белый олень вдруг заговорил. Только заговорил он не с Евой, не с мамой твоей, а будто с тобой. Странные слова сказал тот олень: «Здравствуй, сирота, давно я жду тебя. Услышь песню моих рогов и запомни ее; по ней я узнаю тебя и откроюсь тебе». И раздались неслыханные звуки небывалых труб и флейт, и рога белого оленя засияли ярче. Ева, твоя мама, проснулась в то утро счастливой и сказала: «У нас родится необыкновенный ребенок, Себастьян». Но потом вспомнилось ей слово «сирота», и опять она загрустила. А вечером ее не стало, но появился ты.
Что это значит, папа, что белый олень откроется мне? Как он откроется? Зачем?
Я не знаю, сынок, и бедная твоя мама не знала. Может быть, ты узнаешь сам, а может быть, и нет, но почему-то мне кажется, что я должен был тебе рассказать. Я, конечно, в этом не разбираюсь, но думаю, такие сны просто так никому не приснятся. Может быть, твоя мама видела в тебе что-то такое, чего не видит никто.
А почему ты говоришь так тихо? спросил Эми.
А потому, Эми, что еще с тех самых пор, как ты родился, мне иногда кажется, что кто-то следит за нами, подслушивает, вынюхивает что-то у нас в доме.
В ту же минуту послышалось жужжание, и очень крупная муха села на краешек стола. Глядя на нее, Себастьян ни с того, ни с сего рассердился:
Ну вот с чего бы это, а?! Ведь ни одна муха еще с зимы не просыпалась, а в нашем доме летает эта дрянь. И ты посмотри, что за муха желтая, как песок! Я таких и не видал сроду. Хотя постой Вот чудеса-то! Сейчас вспомнил: Ева, мама твоя, в самые последние дни свои все жаловалась на желтую муху, что вьется около нее. А я-то, дурак, думал, что мерещится это ей, от тягости ее. Вот чудеса-то! И он принялся гоняться за желтой мухой, пытаясь ее прихлопнуть, но ничего из этого не вышло: странное насекомое было быстрым и чутким, вовсе не похожим на сонных весенних мух