Он осторожно прислонил папиросу к пепельнице и опять заговорил о прочитанном у Сент-Экзюпери. «Платонов Сент-Экзюпери труд Твардовский» черкнул в уголке страницы, чтоб когда-то к этому месту вернуться.
Труд, его препятствия, орудия одоления даже не сами результаты!.. Обратил внимание на это у Сент-Экзюпери? Ох, мы тут делаем ошибку! Только о результатах печемся, только о них говорим! О производительности, о благосостоянии. А как же добываемая трудом «всеобщая истина»? «Приобщение человека к вечным вопросам»? А у Платонова разве не то же? Не та же страдальческая любовь к человеку, в труде ищущему истину? Разве не то же «осуществление сокровенной души в мире»? Помнишь у Платонова: «Человечество одно дыхание, одно живое, теплое существо». Оба эти мысли вынесли из самого тяжелого, страдательного труда войны с фашизмом! А как там у Платонова дальше? «Долой человечество пыль, да здравствует человечество организм» А то еще это помнишь? «Мысль человека не должна больше веять, как дух, она должна влиться, вгрызться в землю и перестроить ее».
Ты слышь меня, Алексей?.. Что я хочу Я понимаю, Платоновым не рождаются во множественном числе Но органичность найти можно! Среди молодых! Надо искать искать! Не скудеет же душа русского человека? Пусть будет хоть одно в них платоновская любовь к труду не любование со стороны, а любовь-судьба и все станет делом. Сколько уж кому дано. Искать надо! Что-то кажется я нашел, боюсь заранее говорить. Только лишь в начале мой роман с этим романом. Нет, не суеверие! Хотя в нашем писательском деле чего не бывает!.. Помнишь, Горький Ленину говорил: «Художники невменяемые люди». А Ленину, это в Горьком, наверно, меньше всего нравилось Как боролся с этим! Почитай их переписку. Да, образность и универсальность, провидство и художническое знание тайн души, но вместе с тем и ясность, и конкретность!..
Короче есть у меня рукопись одного молодого автора Уральца А вот это не пойдет! Это нужно одному автору и никому кроме. Он у нас в Союзе шишка руководящая. Ничего, отобьемся Унесешь это от меня. Вернем. Но редактора не ругай. Сами то и дело критерии теряем
Александр Трифонович покосился на отодвинутую рукопись, втянул голову в плечи, лоб прорезали напряженные морщинки, прядь прямых светло-русых волос упала на лоб. У него сейчас был вид кулачного бойца, собравшегося, напружившегося и высматривающего своего противника как лучше нанести первый удар».
«Рукопись молодого уральца»? В Литинституте так «прописан» был Николай Воронов. Я нетерпеливо перевернул страницу. Так и есть! О Николае Воронове!.. Мы почти одновременно кончили Литинститут. Встречались там, «потерлись душой». Нет, друзьями мы не были. Осталась у меня немного завистливая «замета» на человека, на студента, ревностное чувство: из этого выйдет писатель! И любопытство каков именно будет этот писатель? Запомнилась и верность Уралу, малой (не такой уж малой? И к тому же столь своеобычной!) Родине своей, родной металлургической теме, которая в нем столь была жива, столь богата впечатлениями, как основной слой биографии, что и словом этим избитым «тема» называть такое было совестно. Вот почему он, когда еще читал на семинарах, тут нередко достигал высот поэзии! И если все же не был понят до конца вина была в нас
Александр Трифонович покосился на отодвинутую рукопись, втянул голову в плечи, лоб прорезали напряженные морщинки, прядь прямых светло-русых волос упала на лоб. У него сейчас был вид кулачного бойца, собравшегося, напружившегося и высматривающего своего противника как лучше нанести первый удар».
«Рукопись молодого уральца»? В Литинституте так «прописан» был Николай Воронов. Я нетерпеливо перевернул страницу. Так и есть! О Николае Воронове!.. Мы почти одновременно кончили Литинститут. Встречались там, «потерлись душой». Нет, друзьями мы не были. Осталась у меня немного завистливая «замета» на человека, на студента, ревностное чувство: из этого выйдет писатель! И любопытство каков именно будет этот писатель? Запомнилась и верность Уралу, малой (не такой уж малой? И к тому же столь своеобычной!) Родине своей, родной металлургической теме, которая в нем столь была жива, столь богата впечатлениями, как основной слой биографии, что и словом этим избитым «тема» называть такое было совестно. Вот почему он, когда еще читал на семинарах, тут нередко достигал высот поэзии! И если все же не был понят до конца вина была в нас
Я порадовался за человека. Заинтересовать «Новый мир», обратить на свою рукопись внимание Твардовского! Удачи тебе, Николай Воронов! Знать какие-то новые фибры души рождают они, мозоли на руках Я дальше читал старательно сделанные открытым почерком Кондратовича записи. Ксерокопия была отчетливой (еще бы: отчаявшись, точно муха на хлопушке, я ее сделал в одном высочайшем заведении!).
«И как только наши узнают о приезде Александра Трифоновича? Ко мне подошла Н. из редакции прозы. Она по-женски неумело затягивалась, мусоля папиросу крашенными губами. Видать, волновалась.
Алексей Иванович! Говорят, шеф сегодня будет?
Ну, если говорят, значит, верно Нет ныне «сарафанные посты», нет «ОБС» одна баба сказала Все грамотные, еще образованные. Что было слухами да сплетнями стало: «информацией»! И точной, деловой и психологичной, никаких домыслов! Заметили это?