Также в корне изменилась и разговорная речь: словарный запас стал богаче, заковыристей, както бюрократически цветастее. Фразы обрели форму лозунгов, каждое слово заимело некую подоплеку. Если нечего было сказать, то и молчал както многозначительно. И откуда что берется? Картину портит и то, что человек имеет только власть, а вот авторитета или, на худой конец, уважения коллектива никакого. Трус. Ни разу за все время не выехал ни на одно боевое задание. Просто жил и работал в центре группировки да с бумажками возился награды себе выписывал.
Следует отметить, что должность дается человеку только на срок командировки; по возвращении домой он остается в той же должности, в которой пребывал до того. То есть никаких привилегий по месту основной службы он не получает, но память у ребят долгая, крепкая. Некоторые этого не понимают.
Но и Топорков не есть главное в рассказе, просто будем иметь данный факт в виду. Тем более что мыльные пузыри, как показывает практика, имеют свойство рано или поздно лопаться. Так оно, собственно, и случилось, поэтому, думаю, дальше раскрывать образ Топоркова не стоит, пусть сам по себе существует для связки глав.
Да, братцы, во всякой заднице таки бывал, но чтобы в такой Роман Григорьевич проснулся среди ночи в насквозь прогнившей десятиместной солдатской палатке саперов, куда его поселили гостеприимные командиры войсковой группировки вместе с Владиславом Сылларовым, тоже бойцом отряда. Мужики, да что вы так печкуто раскочегарили? Ну, невозможно ведь, моченьки нету терпеть!
Во тьме врытой в землю палатки тут же раздался разгневанный голос когото из «дедушек»:
Эй, на фишке!
На общих, сколоченных из необструганных досок, нарах, возникло шевеление проснувшихся. С «улицы» донесся четкий отзыв постового-дневального:
Ийя!
Мы тут потеем, а ты там, понимаешь, прохлаждаешься?!
Никак нет, товарищ сержант! Голос бодрый, но в то же время недоуменно-обиженный.
Ну, пгям, как в бане, епти Это Влад зашевелился, закурил.
Дверь приоткрой, пусть проветрится. Сержант тоже закурил. И прекращай так топить, людям же жарко, твою маму! Дело в том, что в обязанности постового входит также и подкормка буржуйки дровишками. Если у кого есть желание поворочать своей задницей, давайте на улицу шуруйте!
Серега, тормозит сержанта Роман, не ругайся
Нехрен расслабляться!
Нехрен расслабляться!
Послышался хруст снега под солдатскими сапогами, палатку разрезал клин звездного неба это дневальный откинул в сторону полог палатки:
Так пойдет?
Посвежело.
Фу-у, благода-ать, облегченно вздохнул Рома. Спасибо, Костя!
Да чего уж там, Григорьич, ответил постовой.
Минуты через две прикроешь! лениво бросил Сергей. Поал?
Ийесть, товарищ сержант!
У тех, кто проснулся, сон сразу не идет, некоторое время нужно и лясы поточить:
И что вы так топите?
Жар костей не ломит!
Надо же оптимальную температуру поддерживать, тыкскызыть, приемлемую.
Ну, пгям как в пагилке, епти, повторил Владик, ни поспать, ни отдохнуть почеловечьи.
В итоге нервы расшатываются, вставил Рома, психика таки страдает.
Из сумрака вылетают не раз битые фразы:
А что, за ночь пропотел, утречком полотенчишком обтерся, и чистенький!
Тоже вегно, епти.
У артиллеристов долбанула самоходка. Слышно, как крупнокалиберный снаряд со специфическим звуком штопором буравит небеса, и через минуту-другую эхо доносит с гор долгое эхо разрыва.
Это называется точечный удар, произносит ктото во тьме, минут через десять еще будет.
Ладно, мужики, давайте спать.
Только сон приблизит нас к увольнению в запас!
Ктото смачно зевнул:
Ы-а-а как будто сигнал к прекращению разговоров.
Устали парни. Спят.
Рано утром, утершись ветхими полотенцами и придав с помощью артиллерийской ветоши донельзя стоптанной обуви подобие чистоты, личный состав группировки вышел на построение. В это время демократичные менты с молодыми армейскими «дедушками» только-только начинают просыпаться, потягиваться; наиболее смелые, в смысле, не боящиеся холода, идут на узкую в два прыжка перепрыгнуть можно очень бурную горную речку сполоснуть кончики пальцев в ледяной воде.
Рома между делом мужественно стирает в речке с обледеневшими бережками свои трусы с тельняшкой и, изрядно посвежевший, вывешивает на палаточных растяжках для просушки.
До завтра высохнут, дышит в застывшие ладони Роман. Лицо его пылает удовлетворением от проделанной полезной работы.
В самой палатке тоже происходит шевеление уборка-приборка-печка-чайник.
Опс! К Владу подошел тот самый сержант Сергей, кончиками чистых пальцев снял с лацкана его куртки нечто микроскопическое. Бэтр!
Что за «бэтыг»? недоумевает Владик.
Вошь.
Да ну нахген! Влад не желает верить живому факту.
Смотри.
А почему «бэтыг», Сегега? спрашивает Влад, разглядев на ладони у срочника микроскопическую животину, и убеждается, что это не шутка. Вгоде не было у меня никогда.
Это, Владик, вошь шовная обыкновенная, со знанием дела объясняет, вероятно, съевший в этом деле уже не одну собаку сержант, восемь ножек у нее, как у БТРа, и живет в швах одежды.
Кстати, собаки в отряде были, аж две злющие штуки. Бойцы привезли их из Дагестана. Через неделю кавказские овчарки пропали без вести и без шума, поиски опытных оперативников ни к чему не привели. Ни следа! Особое старание в поисках проявляли разведчики из ДШР. В итоге все знакомые солдаты дружно сошлись во мнении, что здесь явно просматривается пресловутый чеченский след. В отряде закипели страсти, появился лишний повод для мести.