Я прошел по выкрашенному в желтый цвет коридору до железной двери с надписью "Строевая часть". Из-за приоткрытой двери слышались голоса.
– Кто такой Манукевич? – спросил я, войдя в комнату.
– Я! – повернулся ко мне печатающий на большой электрической машинке парень с новенькими нашивками младшего сержанта. Его лицо было мне очень знакомо. Я старался вспомнить, где я видел этого черноволосого, кучерявого паренька с большим носом и выпученными глазами, в которых была выражена скорбь всего еврейского народа.
– Ты из Питера? – спросил он меня.
– Да.
– Из Дзержинского района?
– Точно.
– Нас в один день призывали, помнишь? С тобой еще какие-то придурки были с рациями, над прапором прикалывались.
– Ребята из оперотряда, – обрадовался я тому, что парень меня не забыл. – Тебя как зовут?
– Макс, а тебя?
– Александром кличут, – протянул я ему пакет.
– Да черт с ним, с пакетом, – кинул он пакет с надписью
"Командиру в ч. Секретно" на стол. – Пошли, покурим.
Мы вышли из здания штаба на свежий воздух. Макс достал пачку сигарет, привычным движением выбил одну и закурил. Мы вспоминали
Питер, проводы, зал пересылки в авиагородке. По приезду в Ковров
Макс сразу попал в мотострелковый полк. Командир второй роты, выяснив, что Макс умеет быстро и качественно печатать на машинке, старался скрыть его от высшего руководства полка, но кто-то услужливый сообщил об этом начальнику штаба полка, и к концу курса
Макс стал полноценной полковой "машинисткой". По его словам, начальник штаба его очень уважал, дал ему практически свободный режим, но у него все равно много работы. Особенно туго ему приходилось по ночам, так как многие документы требовали быть размноженными или отпечатанными к утренним совещаниям. Я поведал ему свою историю и то, чем я занимался в санчасти полка.
– Так это же здорово, – воскликнул Макс. – Давай я с начштаба поговорю?
– Нет, – отказался я. – Из огня, да в полымя? Не стоит.
Макс промолчал, щелчком отбросив окурок подальше от места, где мы стояли. Урчание машины заставило нас обернуться. Выныривая из-за угла казармы к штабу полка подъезжал командирский УАЗик.
– Смирно, – раздалось у меня за спиной. Дежурный по полку, поправляя портупею с брякающим по бедру пистолетом в кобуре, выбегал к УАЗику.
– Товарищ, гвардии майор, за время моего дежурства в полку никаких происшествий не произошло. Дежурный по полку капитан
Казанцев, – четко отрапортовал капитан, держа ровную ладонь около козырька фуражки.
– Вольно, – козырнул майор. – Дежурный по штабу!!
Сержант тут же выскочил из штаба:
– Товарищ…
– Ты почему за порядком не следишь? Почему бардак? Окурки кругом валяются!! У тебя нет дежурных? Сам бери и убирай!! – рявкал майор.
– Да я…
– Головка, сам знаешь от чего! – выпалил майор известную шутку солдатского юмора.- Пять суток ареста!!
– За что?
– Хочешь десять?
– Никак нет. Есть пять суток ареста, – уныло, опустив голову, ответил дежурный по штабу.
– Доложишь командиру роты. На губу пойдешь, когда сдашь дежурство, – бросил майор и направился мимо нас в штаб.
– Манукевич, – кинул он Максу. – Ты все сделал?
– Так точно, товарищ майор, – бодро ответил Максим, вытягивая вперед пеликаний нос и еще сильнее выпячивая глаза.
– Пойдем, глянем, – майор чеканил каждое слово, как шаг, проходя в двери здания штаба. Манукевич, подмигнув мне, засеменил за ним.
– Это, что за зверь? – повернулся я к обескураженному сержанту.
– Начштаба, майор Егерин. Действительно зверь. Через одного дежурного по штабу на "губу" сажает. Все к окуркам придирается, а их как не убирай, ничего не поможет, офицеры тут же новые накидывают.
Тяжело им что ли в урну кидать?
Я посочувствовал сержанту, и пошел в штаб.