– Так точно, но только в журнале писал…
– В общем, так, – снова прервал меня капитан. – Тебя переводят в третью роту. Пусть дальше они тобой занимаются. Переходить можешь прямо сейчас. Старшина, – прокричал командир первой роты в коридор.
– Оформи его переход в третью роту. Вещей у него почти нет. Много времени не займет.
Старшина отвел меня двумя этажами выше. Представил командиру роты, которого я несколько раз видел мельком на построениях и в санчасти, и, забрав мои документы, ушел. Минут через тридцать он возвратился и вернул мне военный билет.
– Можешь идти лычки пришивать, – сказал мне перед уходом прапорщик, – все остальное я сам вашему старшине передам.
Я открыл военный билет. На положенном месте стоял приказ о присвоении мне звания младшего сержанта. Смешанные чувства радости и стыда охватили меня. Ну как же так, ведь я не приложил никаких усилий для того, чтобы получить это звание. Это не правильно, но это приятно – я же не обязан рассказывать дома, что был в санчасти. Я всегда смогу сказать, что прослужил как все, ведь никто никогда не сможет это проверить. Из этих мыслей о будущем после увольнения в запас меня вывел командир третьей роты:
– О чем задумался, казак? Нечем заняться? Сегодня заступаешь в караул. Иди, готовься.
Третья рота оказалась ротой будущих наводчиков-операторов БМП – боевых машин пехоты. Рота закончила на неделю раньше курс подготовки молодых специалистов, и почти все они к моменту моего появления уже разъехались по частям. Солдат в роте было мало, и заступающих в наряды катастрофически не хватало. Чтобы как-то справиться с ситуацией, роты объединяли вместе, составляли сержантские наряды.
Ситуация усугублялась еще тем, что окончившие срок службы выполняли
"дембельские" аккордные работы, стараясь получить пораньше разрешение на увольнение в запас, и с утра до вечера находились на объектах.
– Как пользоваться автоматом знаешь? – спросил меня молодой лейтенант, когда узнал, что я заступаю в его караул.
– Так точно, – заверил его я.
– Лучше не пользуйся, – задумчиво произнес взводный. – А то потом патроны искать.
– Зачем? – не понял я.
– На всех патронах караула есть номер. Единый для всех патронов.
Когда принимаем ящик – проверяем. Если не совпадает, то пишем в опись. Если случайно пальнешь, то, чтобы по голове не получить, нужно найти патрон с таким же номером. Понял?
– Понял, но я не собираюсь стрелять…
– Это хорошо. А раз понял, пошли, будем патроны принимать.
Получив указания и проверив все патроны на предмет идентичности номера, как указал лейтенант, я притащил закрытый ящик с патронами в роту.
Лейтенанту было лень лишний раз заниматься с караулом, и никто не проводил больше ни инструктажа, ни записи в получении боеприпасов.
Все было так, как будто люди опытные, в наряд заступают практически ежедневно и лишние инструкции им не только не нужны, но даже вредны.
В 18:00 наряд в полном составе стоял на дивизионном плацу, где проходил развод дежурным по дивизии офицером. Начало ноября было морозным. Ушанка и шинель, которые мне выдали в этот же день, не спасали от холода, и единственным желанием, возникавшим у меня, было ожидание окончания процесса развода, чтобы поскорее добежать до теплой караулки. Дежурному по дивизии, наверное, тоже было не сладко, и минут через пятнадцать нас отпустили, проинструктировав, что службу надо нести стойко и выносливо, преодолевая все тяготы и лишения, как прописано в уставах.
Караульное помещение мотострелкового полка представляло собой одноэтажное здание, выкрашенное в белый цвет.