Из караульного помещения, придерживая на ходу падающую фуражку, по направлению к воротам уже бежал наш и сдающий смену начальники караула.
– Прекратить. Ты ненормальный? Ты почему патрон в патронник дослал? – кричал мне офицер другой батареи.
– У меня был приказ никого не пускать! – твердо ответил я. – А они прорывались.
– Да это же наш караул!! – все еще не мог остановиться начальник караула.
– Я выполнял приказ! – ответил я.
– Пошли со мной, – обратился ко мне офицер из нашей батареи. -
Иванько, замени его пока кем-нибудь.
Мы отошли к стойке, где разряжают автоматы.
– Разряжай.
Я выполнил приказ.
– Молодец. Все сделал правильно. Иди в караулку.
Я был горд. Я не просто так стоял как "фишка". Я выполнил приказ, как положено. Я не пустил посторонних в караульное помещение. Мимо меня проходили солдаты прошлого караула, усмехаясь и подкалывая вошедших.
– Селин, вот отстрелил бы он тебе задницу. Как бы ты к мамке поехал?
– Я бы ему сам отстрелил.
– Ты в штаны не наделал? Проверь, – хохотали солдаты.
Солдаты освободившегося караула, побрякивая оружием, ушли в казарму. Мы, приняв все по описи, тут же приступили к никому не нужной уборке помещения, выслушав наставление начкара, после чего вновь уселись учить обязанности часового. Когда наряд давился невкусным, уже остывшим ужином, который нам принесли в бачках, подошло время менять часовых на постах. Я не знал заранее, какой пост меня направят охранять. Оказалось, что артиллерийский полк охраняет еще и дивизионную гауптвахту, которую от караульного помещения отделяла общая стена. Разводящий привел меня к железной решетчатой двери, из-за которой сразу появился мой сослуживец.
– Стой, кто идет?
– Разводящий со сменой.
Солдат доложил об отсутствии происшествий и, совершив установленную процедуру смены караула, я встал на его место, заперев за собой решетку. Сержант со сменившимся караульным ушли. Я выглянул из-за решетки на качающиеся за забором деревья, на уже потемневшее небо, на асфальт плаца и подумал, что ощущение взгляда из-за решетки не самое приятное. Я ходил по короткому коридору от крайней двери до входной, иногда заглядывая в небольшие глазки – окошки на дверях камер. Я слышал шевеление людей, которые старались улечься поудобнее на деревянных нарах, но даже при освещении постоянно горящей лампочки я не мог разглядеть лиц. Приблизительно через час я услышал шаги на плацу и выглянул наружу. К двери гауптвахты приближался разводящий сержант с солдатом.
– Стой, кто идет?
– Разводящий со сменой.
– Товарищ сержант, за время моего дежурства происшествий не случилось.
– Тебя меняют.
– Почему? Еще ведь время не пришло?
– Это я уже не знаю. Вали в караулку.
Я сменился на посту и пошел в караулку, где меня встретил начальник караула:
– Ну, ты влип, парень.
– Куда?
– Это уже тебе разбираться, куда ты влип. Завтра утром, к девяти, ты должен быть в штабе дивизии.
– Зачем? Товарищ старший лейтенант, может быть после караула?
– Это не я решаю. Иди в батарею, старшина тебе все объяснит.
И я побрел в казарму, напрягшись от ожидания будущего. Я не спешил. Спешить мне было некуда. В батарее должны были находиться только два наряда, да пара сержантов. Телевизор мне бы все равно никто не позволил бы смотреть, и я брел по асфальтовой дорожке со свежевыкрашенными бордюрами высоко запрокинув голову и всматриваясь в звездное темное небо как будто надеялся получить ответа на вопрос
"Что от меня хотят в штабе дивизии?". Но небо было безмолвно. Только деревья шелестели своими ветвями да где-то в автопарке урчал заведенный грузовик. Я подошел к дверям казармы, тяжело вздохнул и, открыв тяжелую, обитую рейками дверь, поднялся на этаж, где располагалась наша батарея.