– Погнали! – дал команду водителю связист, и машина выехала из расположения дивизии.
Мы ехали минут сорок по проселочной дороге. Дорога убегала из-под колес, высокие, стройные ели стояли, чуть наклонившись над дорогой.
– Грибы, уже, наверное, появились, – сказал я командиру второго отделения Меньшову.
– И чего с ними делать?
Меньшов, хоть и был русским парнем, но всю свою жизнь прожил в
Фергане, и ментальность востока была ему ближе, чем русские леса, поля и тихие речки.
– Чурка ты, хоть и русский, – хлопнул я его по спине. – Грибочков бы собрать, пожарить, ммм…
Он пожал плечами, жуя заменитель табака, и отвернулся.
На месте, где нас высадили, уже работали человек пять солдат.
– Товарищи солдаты, – обратился я к бойцам. – Вам поручено правительственное задание по копанию траншеи для кабеля под секретную связь. Поэтому ни одна сука не покидает место, пока не закончит. Прием работ осуществляет командир отделения связистов. Он же и поставит вам задачу на местах. И помните: "Десять хлопцев из стройбата заменяют экскаватор, а один ковровский "дух" заменяет даже двух".
Солдаты получили лопаты, начали копать неглубокую траншею для прокладки кабеля. Связисты, Меньшов и я уселись за кустами. По дороге, проходящей рядом, шел грузовик. Увидев солдат, грузовик остановился, и сидящий рядом с водителем парень деревенского вида, выскочил на обочину.
– Привет, мужики.
– И тебе не болеть.
– Что копаете?
– Землю.
– Приколисты. Сколько отслужили? Выпить хотите?
В армии мало людей отказывающихся от такого предложения, и через несколько минут парень вернулся с бутылкой самогонки и пакетом закуски. Отказавшись пить, я закинул руки за голову и уставился в синее небо. Теплая земля, монотонные голоса и плывущие облака вогнали меня в дрему и, когда я проснулся, сидящие рядом уже уговаривали вторую бутылку самогонки, переговариваясь уже заплетающимися голосами.
– Пойду, проверю трудовые подвиги, – поднялся я.- Раздам ордена и медали.
– Оставь. Какая разница? – посоветовал гражданский паренек, появившийся за время моего отдыха.
– Тебе никакой, а с меня ротный спросит…
– Да кто ему доложит?
– Стукачей хватает.
– Веди стукача, разберемся, – заверил старший из гражданских, хлопнув ладонью по разложенной плащ-палатке.
Я пожал плечами и пошел вдоль траншеи. Кто-то из солдат ковырял лопатой, кто-то схватился за лопату, когда увидел меня, кто-то бросил сигареты или отошел от товарища, но один продолжал сидеть даже по мере моего приближения.
– Раждумаев, – окликнул я солдата, – ты еще живой?
Солдат молчал.
– Раждумаев, может быть, ты встанешь, когда с тобой разговаривает старший по званию?
Солдат поднял голову и посмотрел на небо сквозь меня.
– Встать, солдат!! Это приказ!!
Нехотя, показывая свое полное нежелание выполнять приказ, таджик поднялся.
– Раждумаев, чего ты развалился, когда все твои товарищи трудятся?
– Нэ всэ.
– Нэ всэ, – передразнил я его. – Это ты один. Обернись, солдат, у каждого лопата в руке, а ты… Вперед, работать.
– Нэ буду.
– Чего?
Такого наглого отказа от "духа" не часто можно было услышать.
– Ты чего сказал, солдатик?
– Нэ буду копать.
Солдаты начали оборачиваться, останавливаясь, ожидая продолжения.
Не желая вступать в пререкания при остальных и наживать себе ненужных свидетелей, я дернул солдата за ремень.
– Иди за мной, воин. Всем работать. Если траншея не будет вырыта
– взвод будет наказан. Вы и так, на грани… – и пошел обратно по траншее.
Руджамаев поплелся за мной, бурча, что работать он все равно не будет.
– Этот стукач? – начал подниматься гражданский.
– Нет. Этот борзОй. "Дух", возомнивший себя "дедом".
– Обурел, чурка? – качаясь, встал деревенский парень.
– Сам чурка, – ответил Руджамаев.