– Ты чего друга обижаешь? – пошел на меня Колян, но в это время
Митяня рванулся в темную комнату к приборам и выскочил оттуда с винтовкой прапорщика в руках.
Начальник директрисы, прапорщик Козлов, был заядлым охотником. На охоту он ходил с красивой, гладкоствольной винтовкой ИЖ-18, которую и принес на директрису. Жена его увлечение не одобряла, из-за чего прапорщик регулярно оставлял оружие в комнате операторов.
Винтовка, направленная мне в грудь, дрожала в его руках.
– Ствол опусти, – как можно спокойнее сказал я.
– Боишься? – злорадно усмехаясь, спросил Митяня.
– Раз в год и кочерга стреляет. Забыл? – с максимальным спокойствием, зная, что винтовка не может быть заряжена, потому что не далее, как несколько часов назад я сам проверял, что патронов в ней нет, ответил я.
– Значит боишься, – подытожил Митяня. – Правильно боишься.
Кнопочка-то вот она!! Ты пошто меня ударил? Стой, где стоишь, бля!
Сейчас нажму, и хана тебе. Хана!!
В книгах описано, что у человека перед смертью проносится вся жизнь за один миг. У меня ничего не проносилось. Темное дно ствола, кружащегося в метре от меня в руках пьяного товарища, который перебрал браги, заботили меня больше. Прыгать на стол было бессмысленно. Оператор мог случайно нажать на пусковой крючок и, хотя я был уверен, что винтовка не заряжена, но что-то меня удерживало.
Коля, замерший с момента, когда Митяня вышел с винтовкой, вдруг резко повернулся, поставил банку на стол и проговорил:
– До свидания всем. Спокойной ночи. Увидимся утром, – и, чуть замешкав, добавил, – кто будет живой. До свидания, Санек, прости, если что не так.
И вышел в дверь.
Митяня, проводив его взглядом, посмотрел на меня и вдруг, резко поставив винтовку к стене, вышел вслед за старшим оператором.
– Весело живете, – выдохнул я сидящему молодому солдату, подобрал пилотку и вышел из комнаты.
Операторов уже не было видно. Я заглянул в класс, где мирно посапывали солдаты, уткнув головы в руки, сложенные на столах, и поднялся в наблюдательный пункт на вышке.
– Товарищ старший лейтенант, – разбудил я ротного. – Операторы сказали, что ночью починить невозможно. Придется ждать до утра…
– Гони третий и четвертый взвода спать в казармы на директрисе, устало проговорил ротный. – Я тоже туда приду.
– Есть!
Меньше, чем через час мы спали, не замечая блох, ругани и храпа товарищей.
Утром я повел взвода снова на директрису обучать специальности.
Навстречу мне в направлении казарм, понурив головы, шли операторы.
Митяня что-то пробурчал, проходя мимо меня, но я не смогший сразу разобрать слова, не обратил внимания. Часа через два ко мне подошел молодой оператор:
– Товарищ сержант, Вас зовут… – начал он.
– Как меня зовут, я и сам знаю.
– Нет, я имел в виду, что вас туда зовут, – показал он пальцем на вышку.
– И кто решил меня лицезреть?
– Операторы.
– Им надо – пусть придут сами.
– Они очень просили, чтобы Вы пришли. Если Вы не придете – мне достанется.
– Горе ты мое… – и я, поднявший и положив руку на плечо солдата, пошел к комнате операторов.
Коля и Митяня сидели за столом и тихо что-то обсуждали, когда я вошел. Митяня встал.
– Ты, меня, это… Ну, в общем… Ты прости меня, ладно? Правда, прости. Пьян был – черт попутал.
– Да черт с тобой, проехали.
– Если хочешь – ударь меня. Я даже защищаться не буду.
– Я же сказал, проехали…
– Я взаправду. Не держи на меня зла. Ударь…
– Отстань, достал уже своим нытьем. Главное, запомни: ствол, даже пустой, не направляй больше ни на кого… а то не домой, а на зону попадешь.
– Я за ствол и прошу прощения. Он заряженный был.
Я оторопел:
– Как заряженный? Мы же его проверяли. Он пустой был.
– Я, когда за винтовкой пошел, там на столе патроны лежали, один прямо в ствол и загнал… Я же тебя убить мог… Прости меня, я тебя очень прошу…
– Ну, ты… шутишь? Прикалываетесь, мужики? – никак я не мог поверить в услышанное.