– Где были ваши солдаты днем, во время стрельб?
– Тут…
– А где была другая часть взвода?
– Учила матчасть, вы же сами приказали…
– Да нихера они не учили, сержант!! Они на травке, бля, решили понежиться. А по дороге кэп проезжал. Остановил машину и спрашивает, кто они, к кому взводу, какой роты относятся. А они, придурки, и ответили, даже не вставая. Не вставая, Ханин. Они даже не приветствовали командира полка!! Дальше объяснять?
– Не надо. Все понятно… Чего с ними сделать? Расстрелять, как врагов народа, не вскочивших при виде двух звездочек?
– Офигел? Ты чего не понял? Все. Ты меня достал. Сегодня у твоего взвода марш-бросок. Марш-бросок с занятиями по тактической подготовке. Бежите до моста и обратно. Я проверю, что вы добежали и не закосили. Ты бежишь со всеми. Ясно? – слова буквально вырывались, как иголки изо рта старлея. Казалось, что еще секунда, и он наброситься на меня и растерзает, как голодный волк ягненка.
– Так точно.
– Все, через два часа я вас наблюдаю на дороге. Свободен.
Часа через три взвод, построившись в колонну по трое, нацепив на себя автоматы и постукивая о бока сумками с противогазами, побежал в направлении моста. Бежать было километра три. Меньшов бежал впереди, я сзади, а самые провинившиеся бежали вокруг двигающегося взвода.
– Взвод! Вспышка справа!
Солдаты падали к обочине, ногами в направлении "взрыва", пряча руки и оружие под себя.
– Встать!! Бегом марш!!
Солдаты вскакивали и бежали дальше.
– Взвод!! Воздух!!
Падение на спину, автоматы направлены в небо.
– Встать!! Бегом марш!!
И снова бег.
– Взвод!! Газы!! Бегом марш!!
Через минуту "слоники" бегут, тяжело дыша в противогазных масках, сверкая стеклянными окулярами на солнце.
И так больше получаса, преодолевая установленную ротным дистанцию.
– Взвод!! Вспышка слева!!! Встать!! Становись!! Почему не все встали? Чего этот лежит?
Я подошел к солдату, оставшемуся лежать на пыльном расплавленном жарким солнцем асфальте.
– Чего разлегся, воин?
Ответа я не дождался и, вспомнив рассказанную несколько лет назад отцом историю его армейской жизни про больного парня на марш-броске, сорвал с лежащего противогаз. История часто делает круг. Даже не круг, а спираль, не останавливаясь на месте, а делая новый виток.
Солдат был белого цвета, белее свежего солдатского нательного белья.
Дыхание улавливалось, но было очень слабым. Тарманжанов лежал, раскинув руки и закрыв глаза.
– Воды!! У кого во фляжке вода?
Плеснув таджику в лицо протухшей жидкости (оказалось, что половина взвода давно выпила свою воду и не заполнила фляжки из-за ее отсутствия на стрельбище), я позвал Самчанбаева, который часто выполнял должность переводчика с таджикского и узбекского на русский.
– Его надо на директрису, там фельдшер. Вон машина идет.
По дороге в сторону директрисы шел сто тридцать первый армейский
ЗИЛ. Я поднялся, скрестив руки у себя над головой, подавая знак грузовику остановиться. Грузовик не проскочил мимо, а быстро затормозив остановился рядом со мной.
– Ты на директрису? У меня солдату плохо. Сейчас подсадим.
Я пропустил в кабину переводчика, помог подсадить Тарманжанова и сам встал на подножку грузовика и вцепился в зеркало, чтобы не свалиться во время езды.
– Меньшов, продолжаете кросс. Мамедов замыкающий. Мы к фельдшеру,
– и сунул голову в кабину. – Гони. Гони быстро.
Уже подъезжая к стрельбищу, я увидел "Жигули" замполита, выезжающие с директрисы на главную дорогу в направлении моста.
"Проверить решил, куда добегут, гад", – подумал я спрыгивая на ходу с подножки.
На первом этаже вышки в соседней с операторской комнате сидела фельдшер Галя и читала книжку. Я влетел туда.
– Галь, у нас проблема. Солдату плохо.