Вокруг должно происходить что-то слишком неординарное, заставляющее двигаться, выполнять какие-то действия, чтобы я смог высидеть до утра, не обращая внимания на время. Именно поэтому я не любил дежурства по роте, где от безделья откровенно вырубался в вышеуказанное время. В три часа ночи, когда вся рота уже давно спала, а дневальный стоял
"на тумбочке", я улегся на ближайшую пустую койку, положив ноги в сапогах на придвинутую табуретку, и наказал дневальному толкнуть меня, если он услышит шаги на лестнице. Глаза закрылись сами собой, и ночной морфей пригласил меня к себе. Или шаги были настолько тихими, или дневальный задремал, стоя, но разбудил меня командир батальона:
– Спишь?
– Никак нет, – вскочил я, растирая заспанную рожу.
– Пойди, умойся.
Я вымыл лицо холодной водой из-под крана и вышел к комбату.
– Товарищ гвардии майор…
– Оставь это… Открывай ружпарк.
– Только дежурному по полку сообщиться надо.
Дежурный по полку на вызов телефона не отвечал, и пришлось посылать дневального. За это время майор Харитонов быстро объяснял мне, какое вооружение и какие учебные пособия ему понадобиться на завтра для демонстрации. Как только комбат ушел, я сразу занялся делом, и сон как рукой сняло. К шести часам утра весь набор оружия, противогазов, магазинов, пулеметных лент и прочего было сформировано, уложено на плащ-палатки и ожидало своей дальнейшей участи. Подняв остатки роты, к восьми утра я пошел в столовую, где мы не только позавтракали, но и загрузили с нарядом бочки с едой для отсутствующих солдат.
В восемь двадцать я провел инструктаж с дневальными:
– Товарищи курсанты. Кто является командиром роты?
– Лейтенант Салюткин.
– Ответ неверный. Командиром роты является капитан Коблень.
Салюткин является командиром взвода. А что орет дежурный при появлении командира роты?
– Рота, смирно! Дежурный по роте, на выход.
– Верно, а при появлении взводных?
– Дежурный по роте, на выход.
– Молодцы! Орлы! Так держать, и, если не медаль на грудь, то увольнительная в город вам обеспечена.
Вспомнив про увольнительную, подписанную "кэпом", я пошел в канцелярию штаба батальона.
– Олег, у меня тут пачка своих увольнительных в кармане. Я у тебя оставить хочу.
– Ну, нифига себе пачка, – восхитился Доцейко. – Даже у меня столько нету.
– Во-первых, тебе еще столько по сроку службы не положено.
Во-вторых, тебе и не надо. У тебя свободный выход в город с картой посыльного.
– Отменили. Начштаба дивизии отменил, пока ты в Москве был.
Теперь все. Только увольнительные. Дай парочку.
– Ты на две одновременно пойдешь? Надо будет – решим. А пока спрячь.
И я выложил все увольнительные в шкаф, кинул горсть конфет из лежащего там пакета в карман гимнастерки и вышел в расположение, где уже дежурный орал:
– Рота, смирно! Дежурный по роте, на выход.
По расположению роты шел улыбающийся Коблень.
– Товарищ гвардии капитан, за время вашего отсутствия в роте происшествий не произошло, – я был рад видеть улыбающегося ротного.
Человек, несущий хорошее настроение, не задумывается, что он передает его всем окружающим и тем более подчиненным. Но улыбающемуся хочется улыбнуться в ответ. И, закончив доклад, я тоже улыбнулся.
– Мне можешь уже не отчитываться. Это пусть Салюткину кричат
"Смирно!", он молодой, ему приятно будет. А я уже закончил свое.
Сейчас сапоги сменю на туфли, и буду утром ходить не в казарму, а на работу. Не личный состав, а сейф станет моим другом. Восьмичасовой рабочий день. Пять дней в неделю. Сам себе начальник. Лафааааа.
Коблень, капитан-афганец, награжденный двумя орденами Красной
Звезды и медалью "За боевые заслуги", просто святился от счастья.
– Я тут еще посижу немного и уйду, не обращай на меня внимания.
Как и когда капитан Коблень вышел из казармы, я даже не заметил.