Замполит роты, широко расставив ноги и запрокинув голову, проверял физические данные новобранца, считая количество подтягиваний крепкого, низколобого призывника. Чечен резко и легко подтягивал тело к перекладине и бросал его обратно на расслабленных руках.
– Молодец, солдат, – похвалил его замполит. – Беру.
– А братьев?
– Сейчас и с братьями разберемся, если все такие сильные. Хочешь уметь стрелять?
– Я умею. У меня ружье дома есть, – с сильным акцентом очень спокойно, чуть закатив глаза, ответил чечен. – Я на охоту хожу, волка стрелял.
– Товарищ лейтенант, можно Вас на минутку, – окликнул я замполита.
– Чего тебе?
– Очень надо. Срочно.
Лейтенант, улыбаясь, подошел к нам.
– Товарищ лейтенант, Вам нужны неуставные взаимоотношения в роте?
– Ты чего, обалдел?
– А поножовщина? Или другие сложности в роте?
– Говори конкретно!
– Не берите чеченов. Не справимся. Проверено многими.
– Ты меня пугаешь? Этого я возьму. Видишь, какой сильный парень.
– Не стоит, товарищ лейтенант.
– Я сказал, что возьму, – заупрямился лейтенант.- У нас многонациональная страна, и служить должны все.
– Только не все должны служить в нашей роте. Может быть, Вы, товарищ лейтенант, еще подумаете…
– Голова у нас, чтобы думать, а мозги – чтобы соображать. Я уже решил, значит так будет.
Мы ушли, ругая по дороге замполита. Лейтенант взял этого солдата и вернулся с ним в роту. Почти всех остальных солдат, призванных из
Чечни, перераспределили по другим частям. Чечен в тот же день нашел земляков в стройбате, что не предвещало ничего хорошего, но мы надеялись, что у него физически не будет времени с ними общаться.
Так как солдат было еще не много, то спали они все в одной части казармы, несмотря на распределение по взводам. Командовать над ними поставили молодого сержанта, интеллигентного, крепкого, но очень вежливого парня. Солдаты были совсем молодыми, и как-то, несмотря на неуверенность командира, его слушались.
Утром, услышав громкое "Рота, подъем!", я натянул одеяло на голову и отвернулся к стене. "Спать, спать, спать" – дал я сам себе команду, не давай сну уйти.
– Взвод, подъем. Взвод, строится, – пытался создать командирские нотки в голосе, подгонял "духов" молодой сержант.
Его нытье стало мне надоедать, и я повернулся посмотреть, в чем же дело. Два с лишним десятка солдат уже стояли на "взлетке" и кое-как застегивали и заправляли еще новенькие хебе. Станислав, так звали молодого сержанта, стоял над еще лежащим новобранцем и уговаривал его подняться.
– Белов, – крикнул я ему. – Подвинься чуть в сторонку. – И швырнул в спящего своей подушкой.
Подушка грохнулась солдату на голову. Новобранец вскочил, ошарашено пяля глаза.
– Воин, – мягко посмотрел я на него. – Подушку верни.
– А это ты в меня кинул подушкой? – удивился он.
– Я, я. Кидай назад, родной.
Он кинул мне подушку, я подложил ее под локоть.
– Вставать пора, сынок. Посмотри, тебя уже все заждались. Твои товарищи уже одеты, обуты, давно хотят выполнять то, ради чего их призвали, а ты всех задерживаешь. Нехорошо, родной. Ну-ка, живенько.
Солдат, не торопясь, начал одевать сапоги, влезать в форму.
"Надо вставать, – подумал я. – Все равно уже проснулся". Натянув штаны, я сел на койке и начал наматывать портянку на ногу, заметив краем глаза передвигающегося ко мне человека. Чечен, со страшным выражением лица, которое могло бы быть образцом к фильму ужасов, навис надо мной, держа в руке тяжелую армейскую табуретку. Речь его была неразборчива и, наверное, включала нелицеприятные для меня определения на непонятном языке. Единственное, что я успел уловить, было связано с брошенной в чечена подушкой.