– Ханин, зачем ружпарк открывал?
– Проверяю наличие противогазов и их пригодность для занятий на завтра. Все клапаны выкидывают, а потом…
– Уже запер?
– Еще нет, товарищ капитан. Минут десять-пятнадцать займет.
Бардак-с.
– Ладно.
– Ну, вот и все. Чего ты боялся, – Самсонов, опустив голову, стоял рядом, поставив пулемет прикладом на носок сапога.
– С дежурным вопрос решили. А если кто из офицеров зайдет? Что делать будешь? Еще и меня подставишь.
Самонов тяжело вздохнул и начал разматывать пулеметные ленты.
– Атас, шухер. Комбат, – в роту, толкая друг друга, влетели два солдата, оставленных предусмотрительными сержантами на лестнице.
Враг душманов, дергая трясущимися руками, начал быстро сбрасывать пулеметные ленты.
– Магазин, дурында, – ударил я по коробке пулемета.
Самсонов быстро открыл дверь ружпарка, сбросил за дверь гранатомет и пулеметную коробку, вслед за которой полетела уложенная внутрь лента, звеня патронами. В дверь буквально влетел комбат.
Беглый взгляд на помещение и увиденная открытая оружейная комната давали большой простор для фантазии. Но комбат только спросил:
– Чем занимаетесь?
Сержанты, быстро разбежавшиеся по углам, молчали. Солдаты, еще не успевшие снять халаты, стояли в стороне и как бараны смотрели на пастуха в майорских погонах.
– Хотели провести урок и показать солдатам вооружение мотострелков, – сказал я. – Вот выдал Самсонову пулемет…
– В журнале записал? Есть план занятий, подписанный ротным? – быстро спросил комбат.
– Мы же не выходя, товарищ майор. Чтобы, так сказать, поднять боевой дух…
– Ханин, инициатива в армии бывает плохой и наказуемой. Понял?
– Виноват.
– Виноватых бьют и… почему бойцы в халатах?
– Отправить не успели. Замерзли, наверное.
– Рехнулся? Двадцать три градуса на улице.
– У них там под сорок. Акклиматизация еще не…
– Кончай мне лапшу на уши вешать. Оружие убрать. Внешний вид привести в порядок. Займитесь делом – учите устав. Возьмите тетрадки и перепишите обязанности дневального наизусть.
– Есть!
Комбат еще раз оглядел расположение и быстрым шагом прошел в канцелярию.
– Пронесло, – тихо сказал Денискин, когда за комбатом закрылась дверь.
– "Пронесло", – подумал Штирлиц. "Тебя б так пронесло", – несясь в туалет, подумал Мюллер.
– Чего?
– Бородатый анекдот вспомнил. Все, мужики, разбежались. Духи, сдать свое спецобмундирование в каптерку. Дружно возвращаемся из
Афгана в Московский военный округ. О том, что тут произошло лучше молчите. И вам и нам жить будет легче и спокойнее.
Взвода укомплектовывались медленно. Время от времени мы обменивались кем-то из солдат между взводами или между ротами. В расположенной на этаж ниже второй роте "дух", которого распределили отдельно от "брата", трижды бегал в полк, куда был распределен его не то родственник, не то земляк. Поймав, его возвращали в роту, старались учинить жесткий контроль, но солдат, найдя первую возможность, опять убегал.
– Чечены! – влетел в роту Андрей. – Это пипец!
– Может нам не дадут?
– Да там наш лейтенант. Он глупый. С ними же справиться нельзя.
Мы побежали в спортзал, куда утром привезли большую партию чеченцев. Кто из района гор лучше-хуже, мы обсуждали накануне, когда группа азербайджанцев, только пересекшая линию двери спортзала, без причин и провокаций кинулась с ножами на армян, за день до этого прибывших в дивизию. Откуда у армян появились ножи, никто не знал, ведь обыскивали всех призывников по нескольку раз, но разнять дерущихся получилось только с помощью караула после начала предупредительной стрельбы в воздух. Чечены или осетины, в нашем понимании, были самым худшим вариантом по причине того, что они отказывались убирать места общего пользования и были очень резки.