– У меня во взводе, чурка башню повернул. Видит электричку в триплекс и спрашивает в микрофон: "Товарищ командир, вижу много маленьких бээмпешек. Разрешите огонь", – влез Швыдко.
– Не у тебя это было, а у меня, – загорланил Басюк.
– Рты закройте, – спокойным, но очень уставшим голосом остановил их комбат. – В общем, понял? Башня все время смотрит "в поле".
Флажки справа и слева – ограничение поля. Сейчас оператор красные лампы зажжет – за них башню не поворачивать, а то нас с вышки снесешь. Готов?
– Как Гагарин и Титов.
– Дошутишься ты, Ханин. Если он две мишени из десяти положит, то… Ладно, там видно будет.
– Давай, Санек, отпусти домой дедушек, – закатил глаза Швыдко.
– Отходить нельзя! За тобой Москва! – начал ржать Басюк.
– Все на вышку! – дал команду майор. – Ты в машину! Пристегнуться не забудь,- и он протянул мне шлем.
Я надел мягкий с большими наушниками танковый шлем с висящим хвостом проводов. Подошел к рычащей бронированной машине. Чувствуя себя героем фильма, спасающим весь мир, я вскочил на броню и прыгнул в открытый люк. "Первый, второй, третий, пятый тумблеры, – вспоминал я. – Пристегнуться, значит, присоединить шлемофон. Есть. Закрепить микрофоны. Готово".
– Вышка, вышка, я первый.
Голос комбата отдавался эхом в наушниках.
– Первый, я вышка. Готовность?
– Готов.
– Вперед! – голос комбата в наушниках был услышан и водителем, машина дернулась и пошла по песчаному брустверу.
Ветра почти не было. Я не стал брать упреждения, когда увидел мигающий огонек вдали. Большим пальцем левой руки я легко нажал на пуск. Пулемет дернулся, отдаваясь в руке тяжелыми рывками. Лампочка погасла, и тут же зажглась другая, но уже ровным, желтым цветом.
"Тяжелая техника", – вспомнил я, нажимая на ручку управления башней.
"Сетка" в прицеле начала подниматься, и лампочка замигала в перекрестье. Нажатие правой кнопки тряхнуло БМП. В кабине запахло газом.
– Право десять, ближе двадцать – раздалось в наушниках.
Механик-водитель, смотря за полетом выстрела, давал поправку.
Дернув ручку, я выбросил пустую гильзу и вставил заряд. Следующий выстрел погасил лампочку.
Выстрелы раздавались, лампочки гасли, запах гари и дыма не давал дышать и щипал глаза, но я не отрывал голову от прицела. Наконец машина замерла. Я дернул ручку, закрывающую вход выстрела в орудие вниз. Щелкнул замком пулемета, ленты в пулемете не было. Передернув затвор, я нажал на спусковой крючок и прохрипел в микрофоны, прижимавшиеся к горлу:
– Вышка, я первый, стрельбу закончил.
– Оружие? – последовал вопрос.
– Вышка, я первый. Оружие разряжено.
– Разрешаю возвращаться. Не забудь башню в поле повернуть.
Машина бежала назад. Я не помнил, сколько лампочек погасло, но, даже зная, что лампочки гаснут после определенного временного периода, был уверен, что хотя бы пару раза я попал. Дембелей я не боялся, но мне очень не хотелось подводить людей, уже приготовившихся к гражданской жизни.
– Товарищ гвардии майор, – приложил я руку к шлему. – Гвардии сержант Ханин стрельбу закончил.
– Ханин, твой отец военный? – комбат смотрел на меня с удивлением.
– Никак нет. Инженер на заводе. А что?
– Ты раньше с БМП стрелял?
– Так точно. Сегодня днем три раза.
– Я тебя не про сегодня спрашиваю.
– Никак нет.
– Ты уничтожил все мишени и две из вновь поднятых. Ты сам стрелял?
– Сам. Это, наверное, случайно, товарищ майор.
– А мы сейчас проверим.
– Швыдко, шлем мне. Я еду в параллельной машине. Ты руководишь стрельбами. Стрельба на ходу. Вперед.
На ходу стрелять было тяжелее. Машину трясло. Я не успевал настроить орудие, когда машина трогалась. Палил в белый свет, как в копеечку, но, как оказалось, три или четыре мишени сбить все-таки успел.
– Силен, – подытожил комбат.
– Это мы.