Разговор даже тут был многообещающим, с кофе и "арманьяком", но все же Гурьянов не мог отделаться от того, что молокосос обер-лейтенант, ничтожный мальчишка, который еще недавно ходил в коротких штанах и был членом "Гитлерюгенда", разговаривал с ним высокомерно и презрительно.
И ощущение это было верным, потому что мальчишка видел перед собой первый раз не убитого и не расстрелянного советского майора, а майора-изменника и брезговал им, как впоследствии за все эти более чем два года войны Гурьяновым брезговали даже самые, что называется, подонки из подонков германской разведывательной службы. И нынче, сидя в жарко натопленной часовне перед лицом своего главного начальника - Грейфе, Гурьянов, не ожидая ничего хорошего для себя из медленно текущей беседы, желал лишь поскорее ее окончить и вернуться в Печки, напиться и уснуть, как делывал он ежедневно. Однако же Грейфе не торопился. Отнесясь к Хорвату, он посулил ему намеком повышение и дал понять Гурьянову, что как только Хорват получит новую должность, то обершарфюрер "может ждать" повышения в звании, вплоть до офицерского, так как, предполагает Грейфе, бывшему майору все-таки тесновато в звании старшего фельдфебеля, хоть это и войска СС.
Глаза Грейфе вновь сверкали сатанинским пламенем Лойолы. Смеялся он или говорил серьезно? Или сверкало не пламя Лойолы, но серый порошок наркотика вместе с коньяком?
И Гурьянов все-таки выразил свою глубокую признательность и опять подщелкнул каблуками под столом.
- Изменение звания повлечет за собой и изменение должности, - сказал Грейфе. - Будем надеяться, что господин Гурьянов уже соответствует должности начальника разведывательно-диверсионной школы в тех же Печках, не так ли, господин Хорват?
- Абсолютно! - сказал Хорват.
Гурьянову хотелось подальше от переднего края. Все другие школы были ближе к тылу.
Дьявольское пламя разгоралось все пуще и пуще. Беседа не могла кончиться обещаниями и комплиментами, Гурьянов чувствовал это.
И действительно, доктор Грейфе резко изменил тон.
- Но это, господа, произойдет только в том случае, если хоть один из ваших питомцев выйдет в конце концов на связь с нами, - задушевным голосом сказал Грейфе. - Ибо такое положение терпимым быть не может. И более того, мы, если, разумеется, положение резко не изменится, мы склонимся к тому мнению, что вы оба, господа, работаете на большевиков и засланы к нам большевистским разведывательным центром. Может быть, вы об этом прямо мне и скажете?
Хорват и Гурьянов переглянулись. Румяный доселе Хорват посерел, серый Гурьянов порозовел.
- Так на кого же вы работаете? - совсем кротко осведомился Грейфе. - На нас или на Россию?
- Но господину оберштурмбанфюреру известно, я надеюсь, что засылаем агентуру не мы, а господа из абвера, - несколько дребезжащим голосом произнес Хорват. - Мы же теряем наших питомцев мгновенно, теряем навсегда, навечно, а господа из абвера - с той секунды, как их увозят из Печек. Мы их даже не экипируем, мы не говорим напутственное слово, мы лишь комплектуем группы, и, как правило, наши группы перетасовываются уже здесь, в Пскове... Школа номер сто четыре...
Грейфе тяжело шлепнул ладонью по столу.
- Разве я вас спрашивал об этом? - осведомился он.
Хорват замолчал и лишь подобрал с полу упавшую сигару шефа.
- Сколько секретных агентов среди ваших учащихся? - отрывисто спросил Грейфе. - В процентах?
- От пятидесяти до семидесяти процентов.
- Они работают активно?
- К величайшему сожалению, нет, - произнес Хорват. Краска стала возвращаться на его щеки. - Они пишут много, но больше бестолочь.
- Например?
- Например, выражалось недовольство кинофильмом без субтитров.