Пойдем-ка, Лоська, ко мне.
Да ну он впервые заметно смутился. Вытащил из сандалеты ступню, начал чесать правой пяткой левое черное колено. Зачем
Отмоешься, поедим чего-нибудь Не бродить же тебе таким пугалом до вечера.
К сожалению, я всегда пугало, равнодушно сообщил он. И вдруг согласился: Хорошо, пойдем.
Сперва я думала, что его толкнуло на согласие это мое «поедим чего-нибудь». И только много позже поняла: нет, наверно, не только это
Мы с минуту еще постояли над дерновым холмиком. Я сама не заметила, как положила руку на Лоськино плечо. И он этого, кажется, не заметил. Потом пошли мы к улице Машинистов. Лоська не спрашивал, далеко ли. Сперва шел молча, а потом стал рассказывать про Умку. Уже без слезинок в голосе, а словно о живом. Как Умка ждал его каждый день на лавочке, как деликатно, без жадности, принимал угощение: остатки рыбных консервов, вареную картошку, селедочные головы и обрезки колбасы. Как играл, будто котенок, сделанными из травы «мышками», как иногда (не часто, правда) просился на руки и клал голову на Лоськино плечо А при прощании Умка вел себя спокойно, никогда не увязывался следом.
А ты не думал взять его домой?
Нет Мне кажется, он не хотел. Он был вольный кот, гулял сам по себе, как в той сказке
Я подивилась, что Лоська знает Киплинга. Не ведала еще тогда, какой он книгочей.
В подъезде Лоська оробел опять:
А дома у тебя кто-нибудь есть?
Никого нет. Шагай
3
Я ввела его в ванную, велела «отдраивать себя как следует», но потом увидела в открытую дверь, как осторожно он трогает мокрыми пальцами перемазанные щеки и шагнула через порог.
Ну-ка, радость моя
Сдернула с грязнули майку, нагнула его над ванной, пустила тугую горячую струю, взяла мыло. Лоська не упирался, только один раз дурашливым шепотом сказал «спасите». Я вымыла ему голову, оттерла тощие плечи и спину. Отскребла суровой мочалкой грязь с локтей и коленей Подумала, что надо бы постирать его штаны и майку, но не решилась. Ладно, все же чище стал Я сама вытерла его махровым полотенцем.
Фыркая толстыми губами, Лоська сказал:
Женя, у тебя, наверно, есть брат
Есть.
Ты его так же мочалишь?
Его помочалишь! Ему семнадцать лет.
У-у Я думал, вроде меня.
Обормотов «вроде тебя» мне приходилось мочалить в лагере. Подшефных из младшего отряда. Они тоже собирали на себя пыль, песок и глину. И чуть что бежали ко мне, потому что свою вожатую боялись
А я никогда не был в лагере
Тебе повезло Ты как относишься к сосискам? Правда они в целлофановой шкуре.
Лоська скромно признался, что к сосискам в любой шкуре он относится хорошо. И вообще к любой еде. Особенно «когда толком не позавтракал и ни крошки не обедал».
После обеда он без всякой просьбы помог мне вымыть тарелки (видать, привычное дело) и сказал, что пойдет.
Куда ты спешишь? Ключа-то нет, а до вечера далеко.
Так. Погуляю
«Уличное дитя все-таки»
Хочешь провожу тебя?
Лоська быстро вскинул «марсианские» глаза.
Да. Хочу.
Мы опять побрели переулками почти молча, с отдельными редкими словами. И оказались в начале Рябинового бульвара. Направо тянулись вдоль аллеи ряды торговцев-художников, а слева был неработающий фонтан и площадка со скамейками. Мы присели на бетонный край бассейна.
Женя, хочешь мороженого?
У тебя что, деньги есть?
У меня нет. Я думал, может, у тебя найдутся пять рублей
«Тоже мне кавалер». Но я ничего не сказала, зашарила в джинсовом кармане. Достала железный пятирублевик. Лоська, видно, прочитал мои мысли.
Женя, это не насовсем. На три минуты. Ты только не ходи за мной, я сейчас И зашагал к скамейкам, на которых устроились разного вида дядьки. Независимо так пошел, прямо. Широкие штаны парусили на ветерке и все еще влажная голова блестела слипшимися сосульками.
Дядьки на скамейках были всякие одни «вполне культурного вида», другие довольно «бомжеватые». Но почти перед каждым лежала доска с шахматами. Некоторые играли между собой, а другие сидели в одиночестве, будто ждали партнера.
Лоська встал рядом с таким одиночкой молодым, в соломенной шляпе и очках, но каким-то несимпатичным, с толстым затылком (как у откормленного охранника). Посмотрел на доску, сказал:
Привет. Сыграем? (Я слышала издалека).
Гуляй, мальчик, скучно отозвался «Охранник».
А почему?
Гуляй, я сказал.
Боитесь, что ли?
Ты не на детской площадке. Тут играют на интерес.
Вот Лоська положил рядом с шахматной доской мою денежку. «Охранник» сдвинул повыше шляпу, глянул внимательней:
А не жалко?
Для хорошей игры не жалко, ровным голосом разъяснил Лоська. Кое-кто на него оглядывался (некоторые хмыкали).
Охранник сказал с зевком:
Ну, садись, раз такой смелый.
Вы свой-то «интерес» поставьте тоже, напомнил Лоська.
Все по закону Дядька положил рядом с Лоськиной свою монетку.
Они стали двигать фигуры. Мне хотелось подойти, но я чувствовала Лоську это смутит. Игра шла минут пять.
«Охранник» вдруг сказал:
Ну и что?
Что «что»? вежливо переспросил Лоська.
Подожди как это у тебя получилось?
Лоська пожал плечами: получилось мол. Смотрите сами
Ладно ладно-ладно. Тогда я так!
Тогда будет мат в два хода.
Как это?
Так и так