— Ты не смеешься надо мной? — спросил юноша, с удивлением глядя на нее.
— Да никогда в жизни, — искренне ответила Бидж и неожиданно поняла, что так оно и есть. Стефан стиснул ее руку, но, взглянув на Филдса, быстро отпустил.
— Я сделал что-то не то? Я не хотел. Ответ Филдса прозвучал ласково, но с оттенком сожаления:
— Стефанопулос, ты не сделал ничего плохого. Ты только ответил на несколько вопросов. — Он посмотрел на Бидж и грустно улыбнулся. — А я это позволил.
— Возможно, вы впадаете в маразм, — произнесла Бидж.
Остальные студенты ахнули. Основное правило, даже более непререкаемое, чем «Никогда не морщись», гласило:
«Не груби клиенту».
Поскольку Филдс никак не прореагировал, Бидж продолжала:
— Разве вы не хотите узнать, что это значит? Он улыбнулся в ответ, но на этот раз без всякой плотоядности.
— Даже если вы мне скажете, думаю, я все равно не пойму — и вы это увидите. Юная леди, похоже, что Конфетка выбрал для практики чересчур смышленых студентов. Филдс пожал руку Конфетке, попрощался с остальными, и они со Стефаном погнали отару вверх по холму. Стефан оглянулся на Бидж; она улыбнулась ему, но не помахала.
Когда Филдс и Стефан уже не могли слышать их, Дэйв сказал Бидж:
— Прекрасный выстрел. Кожаный Чулок. Почему ты решила загнать мальца в угол?
— Нельзя так разговаривать с клиентом, — наставительно произнесла Ли Энн.
— Кто бы и что бы он ни был, не следует оскорблять его чувства, — добавила Анни. Бидж повернулась к Конфетке:
— А вы не собираетесь учинить мне разнос? Но Конфетка молча наблюдал за студентами, и Бидж еще раз подумала, что догадалась она правильно.
— Почему ты задавала все эти вопросы? — спросила Анни.
— Потому что хотела кое-что выяснить — а доктор не должен гадать, если может узнать. — Она снова обратилась к Конфетке: — Здесь ведь рак неизвестен, верно? И никаких нервных заболеваний, никакой миастении? — Она переключилась на типично человеческие недуги. — Никакого маразма?
— Никакой болезни Альцгеймера, — продолжил ее мысль Конфетка. — Никакой мышечной дистрофии или моторных нарушений.
Он обвел взглядом разинувших рты студентов и закончил:
— Мы не делали тесты на СПИД, но я почти уверен, что этого тут тоже нет.
Какое-то время единственными звуками, нарушавшими тишину, были птичьи трели и блеяние овец вдалеке. Наконец Анни прошептала:
— Почему? Почему именно здесь?
— А почему бы и нет? — без улыбки ответил Конфетка. — По правде говоря, мы не знаем. Мы забирали отсюда образцы тканей, делали анализы крови и высевали культуры, раза два я вскрывал тварей, в существование которых вы не поверите даже после того, что увидели здесь за последние два дня. Пришлось нажимать на кнопки, чтобы некоторые тесты выполнили в Дьюкском университете, не задавая вопросов, и использовать личные связи, чтобы один специалист оттуда получил внеочередной отпуск. Мы проделывали анализы снова и снова, и единственное, что удалось выяснить, — это что большинство болезней, вызывающих головную боль у врачей и разбивающих сердца пациентам там, у нас дома, никогда не встречаются здесь.
— Сэр, мне не хотелось бы быть непочтительной, — сказала Ли Энн, — но почему бы вам не передать все это дело в руки людей из Дьюка? У них есть необходимое оборудование и… и ресурсы.
— Они умеют лечить людей, хочешь ты сказать, — кивнул Конфетка. — Если бы это была официальная программа, с официальным использованием университетского оборудования, именно так я бы и поступил.
Дэйв ткнул пальцем в сторону грузовика-амбулатории:
— А это все — оно что, используется для незаконных исследований?
— Можно и так назвать, — улыбнулся Дэйву Конфетка. — Я забыл упомянуть про это. Последовало общее молчание.