Я припарковал машину, взял сумку и направился к входу. Небо было усеяно звездами. Вокруг царило полное безмолвие, слышался только скрип моих шагов по гравию.
Я позвонил в калитку, ведущую в сад, затем, не ожидая, пока мне откроют, через посадки направился к дому, одергивая на себе плащ. Я уже собирался постучать в дверь, когда она со скрипом распахнулась. На пороге стоял мужчина судя по фигуре, бывший спортсмен. Лет шестидесяти, редкие седые волосы, солидное брюшко обтянуто футболкой «Лакосте», вельветовые брюки, вытертые на коленях. Он смотрел на меня с удивлением и недовольством. Правой рукой он держался за ручку двери, а в левой сжимал столовую салфетку.
Месье кюре?
Он утвердительно кивнул, и я снова пустил в ход историю о журналисте. Не стоило пугать его раньше времени.
Очень приятно, сказал он, выжимая из себя улыбку. Я отец Мариотт. Если вы хотите взять интервью, приходите завтра в церковь. Я
Месье кюре?
Он утвердительно кивнул, и я снова пустил в ход историю о журналисте. Не стоило пугать его раньше времени.
Очень приятно, сказал он, выжимая из себя улыбку. Я отец Мариотт. Если вы хотите взять интервью, приходите завтра в церковь. Я
Нет, святой отец. Я пришел просить у вас приюта на одну ночь.
Улыбка исчезла с его лица.
Приюта?
Ну да. Я заметил вашу пристройку.
Это для моей футбольной команды. Там еще ничего не готово.
Я не нуждаюсь в комфорте, сказал я и добавил не без ехидства: В семинарии нас учили, что хороший священник всегда держит двери открытыми.
Вы вы учились в семинарии?
В Риме, в девяностых годах.
Ну раз так входите.
Он посторонился, впуская меня в дом.
Услышав ваше имя, я был уверен, что вы позволите мне у вас переночевать.
Священник, похоже, не понял моего намека на американскую гостиничную сеть. Отрешившись от мира, он вопреки всему крепко держал в руках свою паству, свой хорал и свою футбольную команду.
Ступайте за мной, сказал он и направился по коридору в глубь дома. Только предупреждаю, у меня тут все по-простому.
Минуя столовую, он не смог сдержать горестного вздоха при виде своего остывающего ужина. Пройдя еще несколько шагов, он загремел связкой ключей, висевшей у него на поясе, и открыл дубовую дверь, затем другую металлическую, со значком «противопожарная».
Здесь Мариотт зажег неоновые лампы и уверенно двинулся вперед. Справа по коридору я разглядел общие душевые, откуда сильно тянуло жавелевой водой. В глубине застекленная дверь, видимо, выходящая на баскетбольную площадку.
Наконец он вошел в комнату слева по коридору и включил свет. Я различил два ряда кроватей по пять в каждом ряду. Все они были под балдахинами. Это напомнило мне два ряда кабинок на избирательном участке.
Просто великолепно, восторженно сказал я.
Вы не привередливы, проворчал Мариотт.
Отдернув полог, он показал мне кровать под желтым стеганым одеялом. На стене висело распятие. Ни о чем лучшем я и мечтать не мог: тихо, просто, укромно
Священник энергично хлопнул в ладоши:
Ну тогда располагайтесь. Стеклянная дверь в конце коридора всегда открыта. Очень удобно, если вам захочется выйти. Ну а я
Он не договорил фразу, оценивая ситуацию, затем предложил:
Может быть, вы поужинаете со мной?
С удовольствием.
В коридоре я заметил фанерную кабинку, разделенную на две части.
Это исповедальня?
Как видите.
А разве в церкви нет исповедальни?
Это для случаев, не терпящих отлагательства.
Каких, например?
Ну, если кто-нибудь вдруг почувствует непреодолимое желание исповедаться, он проходит в заднюю дверь и звонит. Тогда я иду сюда, чтобы его выслушать, сказал он и добавил обиженным тоном: Как вы сказали, хороший священник всегда держит дверь открытой.
Здешние люди такие верующие?
Он сделал неопределенный жест и быстрым шагом направился назад, в столовую:
Так вы идете или нет?
В столовой Мариотт схватил со стола сковородку:
Ну конечно все остыло!
У вас есть микроволновка?
Он буквально испепелил меня взглядом:
Почему не пусковая установка для ракет? Подождите здесь. Я все разогрею на медленном огне и приду. Тарелку и приборы возьмите в буфете.
Накрывая на стол, я наслаждался умиротворяющей атмосферой этого дома. Запах вощеного дерева смешивался с ароматами еды. В углу комнаты булькал калорифер. На стенах ничего не было, кроме распятия и календаря с изображением Пресвятой Девы. Все было просто, естественно, но вместе с тем проникнуто заботливо созданным уютом.
Ну-ка, отведайте вот это, воскликнул Мариотт, снова ставя сковородку на стол. Макароны с перепелкой и сморчками. Фирменное блюдо!
К нему снова вернулось хорошее настроение. Теперь я разглядел его лучше. У него были светлые дружелюбные глаза, окруженные сеткой морщинок, и розовая кожа. Редкие волосы белым облаком окружали макушку, и он их все время приглаживал.
Весь секрет, прошептал он, заключается в кориандре. Несколько щепоток в самом конце и готово! Разом проявляются все оттенки вкуса.
Он наполнял наши тарелки осторожно, словно вор, перебирающий похищенные драгоценности. Несколько минут мы молчали, наслаждаясь едой. Макароны были восхитительны. Вкус ржи, терпкость сморчков и свежая нотка пряностей создавали контрастные сочетания с приятной горчинкой.