Она колебалась. Хлопья снега кружились вокруг ее темного лица:
Она лежала на спине, прошептала она, с раздвинутыми ногами.
Я взглянул вниз: ограда монастыря и река раскинулись перед нами. Значит, труп лежал прямо над монастырем, выставив напоказ кишащее червями влагалище. Теперь я понял, в чем заключалась провокация Сатаны восставшего Властелина тьмы, падшего ангела, который вечно стремится раздавить Церковь своей мощью или осквернить ее
Марилина, вы чего-то недоговариваете, сказал я, выпрямляясь. Дьявол никогда ничего не делает наполовину. Было еще что-то. Знаки в траве? Пентаграммы? Послание?
Она подошла ближе. Вершины елей гудели позади нас, словно трубы гигантского лесного органа.
Вы правы, призналась она. Я кое-что спрятала. Вообще-то это не так уж важно. Я хочу сказать для следствия Но зато очень важно для нашей обители. Когда я нашла останки, то сразу поняла это дело рук Сатаны. Я вернулась в монастырь за перчатками. Знаете, резиновые перчатки, в которых моют посуду. Потом передвинула тело так, чтобы скрыть ну, интимные места.
Я представил себе эту сцену, состояние трупа. Поистине эта женщина была не из пугливых.
Поворачивая ей ноги, я его и увидела.
Что значит «его»?
Она снова покосилась на меня. Словно две свинцовые пули вылетели из пневматического пистолета. Перекрестилась и выпалила:
Распятие! О Господи, оно было воткнуто во влагалище.
Я вновь испытал почти облегчение. Мы оказались на привычной территории: классический случай профанации. Ничего общего с неодолимым, безумным бредом убийства. Чтобы все было ясно до конца, я добавил:
Полагаю, голова на распятии была внизу.
Откуда вы знаете?
Я же эксперт, не забывайте.
Она снова перекрестилась. Я уже повернул было обратно, но тут все поплыло перед глазами. Кто-то смотрел на меня из полумрака. Взгляд был преисполнен ярости и ощущался как чье-то омерзительное прикосновение. Я вдруг почувствовал собственную уязвимость. Этот невидимый пылающий взгляд, казалось, осквернял и раздевал меня, пронзая словно каленым железом. Чья-то рука поддержала меня:
Осторожно, вы чуть не упали.
Я с удивлением уставился на Марилину, затем вгляделся в ели. Там, разумеется, никого не было. Изменившимся голосом я произнес:
А вы сохранили это распятие?
Она сунула руку под пелерину и положила на мою ладонь что-то, завернутое в тряпку:
Возьмите и уходите!
Марилина дала мне номер своего мобильного. «На всякий случай», сказала она. На обратном пути я показал ей фотографию Люка, но она его никогда не видела. Я направлялся к елям, когда за спиной прозвучал вопрос:
Почему вы покинули нас?
Я остановился. Филиппинка догнала меня:
Вы сказали, что учились в семинарии. Что же вас заставило покинуть нас?
Я никого не покидал. Моя вера неизменна.
В наших приходах просто необходимы такие люди, как вы.
Вы же меня не знаете.
Вы молоды, ничем не запятнаны. А наша религия умрет вместе с моим поколением.
Христианская вера основана не на устной традиции, которая исчезает вместе с ее носителями.
В настоящее время мы все больше теряем почву под ногами. Молодежь выбирает другие пути, другие битвы. Вот и вы тоже.
Я сунул распятие в карман:
С чего вы взяли, что речь идет не об одной и той же битве?
Сбитая с толку Марилина отступила. Она попалась в собственную ловушку. Бог против Сатаны. Я шел вперед не оглядываясь. Это были всего лишь слова, брошенные на воздух, но они поразили цель.
Оскверненное тело Сильви было не просто вызовом. Это было объявлением войны.
32
До Сартуи я добрался уже ночью. Я ожидал увидеть провинциальный городок с фахверковыми домиками и каменной колокольней, а меня встретил вполне современный город, отлитый из бетона. Главная улица, словно прорезанная пилой, разделяла центр на две части. Повсюду виднелись часовые мастерские, закрытые с незапамятных времен. Об этом красноречиво свидетельствовали неподвижные стрелки часов на их вывесках.
«Сартуи, подумал я, город, где остановилось время».
История города была мне известна. В ХХ веке в верховьях реки Ду начался экономический подъем и стала развиваться часовая и механическая промышленность. Претворялись в жизнь самые несбыточные мечты. Именно тогда, в пятидесятых годах, был построен Сартуи. Но надежды оказались призрачными. Конкуренция с азиатскими странами и появление кварцевых часов подкосили великие начинания жителей Юра.
Вскоре я оказался на центральной площади с более традиционной архитектурой. До начала «часовой лихорадки» здесь действительно была деревня с узкими улочками, церковью и рыночной площадью Никакой гостиницы я не обнаружил. Все было окутано тишиной и тьмой. Только уличные фонари прорезали сумрак: ни единой фары, ни единой освещенной витрины. Эти пятна света были страшнее темноты и холода. Будто гвозди, вколоченные в крышку моего гроба.
Проехав еще немного, я оказался перед жандармерией. Сразу вспомнился Сарразен: он собирался узнать, не ошиваюсь ли я где-нибудь поблизости. Может, он лично проверит постояльцев гостиниц
Я вернулся на площадь.
Церковь была построена из гранитных блоков, и над ней возвышалась квадратная колокольня. Я проскользнул в переулок, идущий вдоль стены. Сзади к церкви примыкало здание, окруженное ухоженным садом. Старинный дом священника с увитыми плющом стенами и черепичной крышей. Рядом более поздняя пристройка выходила на баскетбольную площадку.