Видимо, он почувствовал перемену в моем отношении, потому что вдруг тихо, почти жалостливо произнес:
Лучше бы тебе уйти.
И не подумаю, выдавил из себя я.
Дело твое, приятель.
Он по-дружески меня предупредил. Он понимает, что я уже на грани, потому и предупредил. Жалко ему меня. Шел бы я куда подальше, пока не поздно. Ритм его очередной атаки был утешительно плавным, в такт ударам в голове прозвучало: «Лучше бы мне уйти и тогда он зацапает Эллен». Тихонько вскрикнув, я выпрямился в кресле.
Что тебе нужно от этой девочки? спросил я. Голос мой дрожал. Хочешь сделать из нее гулящую шлюху?
Во взгляде его забрезжило тупое удивление, казалось, я разговаривал с животным, которое не понимает, за что его наказали, в чем оно провинилось. После секундного колебания я решил пойти ва-банк:
Тебе ее больше не видать; она мне поверила.
Он сразу почернел от злобы и завопил:
Все ты врешь! От его голоса мне стало холодно, как от прикосновения ледяных пальцев.
Она поверила мне, повторил я. Тебе до нее не добраться. Ты ей уже не страшен!
Он сумел обуздать свою ярость. Его взгляд сделался вкрадчиво-ласковым, а на меня вдруг снова накатила знакомая странная слабость и апатия. К чему все это? К чему?
У тебя слишком мало времени, через силу произнес я, и тут меня осенило, я внезапно понял, что произошло. Ты умираешь, тебя подстрелили где-то по дороге! И только в этот момент я увидел то, чего до сих пор не замечал: на лбу его темнело круглое отверстие, будто от гвоздя на стене, где прежде висела картина. Ты умираешь. Тебе осталось несколько часов. Все. Домой тебе уж не съездить!
Лицо его исказила гримаса, оно больше не было человеческим, ни живым, ни мертвым. Помещение наполнилось холодным воздухом и одновременно ужасающими звуками: это было нечто среднее между кашлем и хохотом, он продолжал стоять, от него несло смрадом бесстыдства и святотатства.
Это мы еще посмотрим! прорычал он. Я покажу тебе...
Он сделал шаг в мою сторону, потом второй, и было такое ощущение, что за его спиной распахнутая дверь, дверь в зияющую бездну небывалого мрака и подлости. А после раздался предсмертный протяжный стон, то ли его самого, то ли этот стон несся из бездны... И в этот момент та гибельная клокочущая сила окончательно исторглась вместе с долгим свистящим вздохом, он опустился на пол.
Не знаю, сколько времени просидел я там, оглушенный страхом и дикой усталостью. Следующее, что зафиксировала память, это начищенные до блеска ботинки сонного проводника, пересекающего курительную, а за окном стальные фонари Питтсбурга, свет которых вспарывал плоскую ночную черноту. А еще на кушетке в углу темнело что-то длинное чересчур эфемерное, если это человек, а для призрака, напротив, чересчур плотное. Но чем бы оно мне ни казалось, это было нечто безжизненное, окончательно умершее.
Не знаю, сколько времени просидел я там, оглушенный страхом и дикой усталостью. Следующее, что зафиксировала память, это начищенные до блеска ботинки сонного проводника, пересекающего курительную, а за окном стальные фонари Питтсбурга, свет которых вспарывал плоскую ночную черноту. А еще на кушетке в углу темнело что-то длинное чересчур эфемерное, если это человек, а для призрака, напротив, чересчур плотное. Но чем бы оно мне ни казалось, это было нечто безжизненное, окончательно умершее.
Через несколько минут я подошел к купе и открыл дверь. Эллен лежала на том же месте и спала. Свежий румянец сменился болезненной бледностью, но тело ее больше не было сковано напряжением, а дыхание было ровным и чистым. Проклятое наваждение отступило, истерзав и опустошив душу, но теперь она снова стала собой, моей обожаемой Эллен.
Я поправил подушку, накрыл Эллен одеялом, выключил свет и вышел в коридор.
III
Приехав домой на пасхальные каникулы, я чуть ли не на следующий день отправился в тот ресторанчик с бильярдом, в двух шагах от площади «Семь углов». Кассир, разумеется, никак не мог меня вспомнить, ведь несколько месяцев прошло, да и пробыл я у них тогда совсем ничего.
Я ищу одного человека, который, по-моему, к вам часто заходил.
Описал я его довольно подробно, кассир тут же обернулся к замухрышистому типу, который сидел с таким видом, будто у него срочное важное дело, но он никак не вспомнит, какое именно.
Эй, Коротышка, поговори лучше ты с этим парнем. Наверняка ему нужен Джо Варленд.
Замухрышка осмотрел меня с обычной для этой братии подозрительностью. Я подошел и сел рядом с ним.
Джо Варленд помер, парень, процедил он сквозь зубы. Зимой.
Я снова описал его его пальто, его котелок, его беззвучный смех и привычно настороженный хищный взгляд.
Ну точно он, Джо Варленд. Только можешь его не искать, помер он.
Я хочу кое-что о нем узнать.
А что узнать-то?
Ну, например, чем он занимался.
А я почем знаю?
Послушай! Я не из полиции. Просто хочу узнать, какой у него был характер, привычки. Он сам давно в могиле, так что ты его уже никак не подведешь. А я никому ни слова, железно.
Ну-у... он медлил, сверля меня взглядом, очень он любил на поездах кататься. А в Питтсбурге устроил какую-то драку, и его повязал легавый.