Алексей А. Шепелёв - Настоящая любовь / Грязная морковь стр 20.

А Владимир только отшутился:

 Ты, Дмитрий, человек научный, книжки читаешь, очки носишь, по всем предметам успеваешь, а слов понахватался блатных. Отпустила мама погулять дальше порога, ты сразу  скок! С друзьями, с бутылками, с блатными словесами

 Ах ты шаршавец! А будете как это?.. «обарахтывать»?!

 Ах ты шаршавец! А будете как это?.. «обарахтывать»?!

 А у нас и выпить есть,  сказал я.

Магнитофон был подключён Жекой к переноске и к двум огромнейшим колонкам, и вскоре мы вчетвером выделывали у порога дома Яны, под лампочкой, а Краб и Жека всё это одобряли, в том числе и самогон.

Через полчасика Яна прошла сквозь нас домой. Сэм кончился, и зрителям надоело, в том числе и Яхе, который уже давно лежал под забором, обнявшись с гигантской собакой Альмой. Я сказал Жеке, что у меня дома стоят пол-литра, и чтобы выказать жу-жу, вызвался сам съездить с Гнилью. Гниль был очень недоволен; дорогой, сидя за его спиной, глотая ветер и мошек, я кричал ему, что Жека обещался его расшибить. (Да, пришлось мне поиздержаться в этот день на выпивку и изобретательность, но, впрочем, не так уж и сильно  что называется, спецом запасался, готовился заранее Да и чего бы не отдал за секунду обладания Яной, за одну резкую надежду, за одну её одежду!) Гниль был явно недоволен, что я еду на его жу-жу (я тоже), на мосту, который уже нам подробно представлялся в начале сей повести, он даже пытался спихнуть меня в грязь, выгазовывая рывками, но я уж был учён.

Один раз по своему младолегкомыслию я поехал с Фомой на его «Чезете»  когда я даже по телевизору вижу так называемые американские (равно как они же «русские») горки, у меня замирает сердце

Тишина, только тикают часы да стучит сердце Слай сгорбившись сидел за столом в позе Мыслителя, трезво, но мрачно глядя исподлобья на свою любовь.

 Кофе не хочешь? Я сварю.

 Лучше чай.

 Я кофе хочу.

 Я тоже.

 Иди лучше, Слай, в другую комнату, там попьём  тут объедки на столе. Я пойду приготовлю.

 Я помогу.

 Спасибо, я одна справлюсь,  сказала девчонка и игриво подмигнула зачем-то.

у меня замирает сердце, даже отворачиваюсь от экрана  а тут этот пьяный камикадзе Фома «проявил свою дурь». Даже самые матёрые товарищи, такие как Краб и Жека, ездят с ним, только находясь в состоянии полутрупа (причём сам Фома в большинстве своём точно такой же). «Вот руль, хороняка, крепко держит всегда Мы летим такие на мост, а тут КамАЗ!.. Он в грязь, в самую колдобань от нас, а там узкая такая полосочка осталась из гравия: 5 см до КамАЗа с одной стороны, а с другой  5 см до столбов с тросом! Думаю, ну всё, зацеплю щас ногой за трос, и ногу нахрен оторвёт, и загремим в буерак!.. Пгожгём!  орёт Фома.  Убеги ногу!!! А всё за секунду происходит! Я токо чуть приподнял  миллиметраж, прям совсем накренились к КамАЗу!.. Он по тормозам, Фома  р-раз!  оттолкнулся прям об его колесо!  своей-то костяной дурачьей ногой!  и мы уж на бугре, летим дальше!..»  на пике эмоций повествовал нам Краб.

Ездил с ним и я. «Бгять, не деггись тгус как баба, бгять»,  прокартавил мне Фома, когда мы выскочили на злополучный мост. «Ручки-то нет!»  ору ему я. «Гучка отогвалась»,  зачем-то констатировал он, а в следующий миг я ощутил себя в воздухе, а в следующий  приземление на копчик, благо, на что-то пружинистое, а потом сразу  окончательное приземление лбом в какой-то камень, кто-то как бы сказал в моём сознании какое-то слово  вроде бы моё имя  и оно, сознание, затухло Оказывается, мы подпрыгнули на некоем подобии трамплина, мотоцикл из-под нас выскочил (из-под Фомы тоже, но руки он всё-таки не отпустил!). Отделались легко.

Всё это я рассказываю к тому, чтоб было понятно, что у меня уж был приобретённый рефлекс, страх  и все газования и гарцевания Гонилого меня раздражали невыразимо. «Только остановимся  расшибу!»  было уж думал я, но сдержался, тем более что мы остановились. «Дальше грязь»,  сказал Гонилой на мосту.  «А сюда-то ты как ехал?»  «Я в окружную объезжал». Я плюнул и побежал пешком, благо до дому всего метров 70, только перепрыгивал через заборы соседских садов!

Когда мы вернулись, те уже что-то распивали (что и естественно) и закусывали очень добротно макаронами в сковороде, которые, наверно, предоставил Жека. Я очень всему этому обрадовался, особенно макаронам, хотя они были холодные и без кетчупа, что обычно мне отвратно  люблю всё свежее, горячее и острое.

Но очень нехорошо было то, что происходило всё это в бане, и конечно, то, что под Леночку уже пристреливался товарищ Кребс  ребята, наверно, уже осели у нас прочно, а это я всегда не любил и боялся этого. Я вызвал Жеку и сказал ему, что у Леночки в хаточке стоит трёхлитровая банка самогона, и вероятно, там же спит Людочка, приезжая соседка Ленки, тоже, считай, наша бывшая одноклассница, и возможно, не одна. А если и не там, то её завсегда можно изъять из дома, даже в три ночи, она сама порадуется Жеке (он уже её знал). Я сказал, что Гниль знает где именно и что он же знает, с кем может быть Людочка. «Я не знаю»,  мямлил вытащенный из-за стола Цыган. «Поехали, чернявый, заводи»,  приказал Краб, на ходу выцедив полхрущёвского и выбросив стакан в оградку. 80%, что они не вернутся (сэм там действительно стоит  накануне я случайно заслушал разговор о нём). Но как быть с остальными, куда деть Перекуса и Зама? Да и Яха уже подаёт опять признаки жизни Ну ладно, думал я, эти, может, сами отрубятся, когда ещё разопьют бутылочку, но как быть с Каем?