Ника Батхен - Галечный ключ. Крымские стихи стр 5.

Хай, холмы! На мове попробуй move it
Белых мух гладь неровностей не волнует
Их сдувает ниже, к морскому пляжу
А в холмах только ветер пляшет.
Бродят козы, гадят в пути коровы.
Молоко в подойник нальёшь  неровно.
Старенькой кровати подставишь ножки,
Глядь  а мух заменили мошки,
Золотые, в желтых лучах толкутся.
За садами спит виноградник куцый.
Обрезал лозу да обрезал руку,
Кровь напоит корни  и так по кругу.
Кров из красной глины, кровать, коровы,
Ров и крепостной силуэт короны.
Император спит на исходе марта,
Под ногами щит, в изголовье мята.
Прохудилась синяя черепица,
Каплет дождь. Я ладонь протяну  напиться.
Было место встречи, а стало мiсто.
Хмурый пристав за ночь опишет пристань 
Не пристать. Лечу. А вокруг  холмисто.

В провинции сплошная благодать.
Родятся персики и яблоки спелеют
Пастушие костры ночами тлеют,
Побит кнутом пифагорейский тать,
В сетях сплошная рыба. Дефицит
Пророков истинных и варварских учений,
Кто сетует, что мало развлечений
Пускай езжает в Рим. Когда Тацит
Твердил о долге службы, наш префект
Внимал и ел. Он слаб в делах чиновных,
Зато всегда горазд найти виновных
И играми произвести эффект.
Ты хочешь в цирк  там будет веселей.
Я ближе берегу. Привет тебе, Таласса!
Живой волны обманчивая ласка
Смывает полный список кораблей
Из памяти. Призвание стареть.
В глухой провинции, с капустой и стихами,
Гетерами, рабами, пастухами
И жизнью, неотмотанной на треть.
Мне хочется прогуливать пешком
Приют тенистого заброшенного парка.
Капризы Парки  мертвому припарка.
Да, Ойкумена  зверь перед прыжком.
Разрушен Колизей, сгорел Сенат
И виллы милые окрест берут на вилы.
Не надо быть раскрашенной Сивиллой
Ни цента не возьмет старик Танат.
У Хроноса похмелье, а Харон
Везет квиритов оптом и со скидкой.
Империя саксонской, готской, скифской
Становится. Какой к воронам трон?
Нам пурпура хватает и щедрот
Пойду сменю испачанную тогу.
Пусть месяц Цезарь движется к итогу
И радостно безмолвствует народ.
Из бука крест. Свирель из тростника.
Уснула Цинтия, бездумна и прекрасна
Провинция нарядна и непраздна
Как бедная Европа.
Час быка.

Исток. Родник. И небо в роднике 
Такая близь.
Коснись его губами.
Молись, что вник  ты книга между книг.
Шершавыми верблюжьими горбами
Ползут холмы в автобусном окне.
Трясет бродяг, зато земля спокойна.
От койне уцелело лишь арго
И рыжее руно кудрей эфебов
Напоминает  греки далеко
И Одиссею, лотоса отведав,
Не хочется глядеть за окоём,
Он продавец в лачуге «На подъёме»
Где гвозди, жесть, где тазики с бельём
Старухи носят споро. Время в дреме.
Итака? Так поселок у воды,
Курортный рай для дикарей и кошек,
Лепешки-сыр-вино, аллаверды
И в полночь над палаткой звездный ковшик.
Твердили  карбонарий, лотофоб
И не таких покоила Таврида.
Утру платком царицы потный лоб.
Обида не обет, дружок, ты ври да
Помни  где-то острова,
К которым мы не плавали ни разу.
Горит огнем волшебная трава,
Но сквозняком с холмов остудит разум.
Проехал грека, мы пойдем пешком,
Взамен имен возьмем чужие ники,
Прикинемся  торговкой, пастушком
Пускай старик за нас допишет книги.

Корабли и колыбели
Одинаковы  качает
Беспокойных пассажиров
Неслучайными ночами.

«Баю-бай» лепечут волны,
«Баю-бай» зевают мамы,
«Баю-баю» вторят звезды,
Свесив головы на мачты.

Далеко до Эквадора,
До экватора не ближе,
Говорят, единороги
Стерли все меридианы.

Карты спутаны и компас
Указал восточный полюс,
Мы плывем из Ленинграда
По фронтиру Атлантиды.

А в глубинах голубые
Улыбаются дельфины
И рассказывают сказки
Непослушным дельфинятам.

Непослушные хвостами
Колыхают колыбели,
Корабли в ночи качают.
Баю-баю, капитаны.

Баю вам, смешным и смелым,
Чудесам, ветрам и бурям,
Берегам, глухим и мглистым.
Баю-баю, скоро пристань.

Нас носит ветром, нас бьет о стекла, нас тянет в воду,
Таких прозрачных, таких осенних, бронзовокожих
Мы были листья, а стали пятна на старом фото.
Святой сентябрь, спаси случайных твоих прохожих.
Столы асфальта накрыты щедро  бери и царствуй,
Дожди проходят своей дорогой  подставь ладони
Во тьме, казалось, что асфодели  простые астры,
Запахнет горьким, заплачет светлым, вода утонет.
Молчу ночами  а вдруг услышишь мое дыханье,
Придешь к постели, разбудишь сонных ресниц затишье,
Кареты Крыма везут рассветы. В открытой тайне
Скажу  все просто, мы были листья, мы стали выше.
Вдали от дома я кану в небо, оденусь дымом.
Мои законы  моря и реки, пути и трассы.
Таранить стекла, врезаться в воду, писать любимым:
Мы были осень, а стали листья Кленовый, здравствуй!

«Запад есть запад, Восток есть восток

И с места они не сойдут»

Стук полустанков: Питер, Одесса, Ревель.
Блеск саквояжьей кожи, тряпичный тюк
Если в глазах свинцом застывает север,
Памятью моря в душу стучится юг.
Строгость и стройность, линии и границы,
Стянут стежком фрегата балтийский плат.
Лед подворотни. Булочная. Синицы.
Маленький кофе в чашке. И шоколад.
Вдоль осевых проспектов метаться птицей,
Биться о стекла, тщетно искать приют
Голодом гордых город готов гордиться.
Любят  счастливых. Нищим  не подают.
И на морозе солью себя посеяв,
Милый, оставь надежду взойти весной.
В каждом осколок холода. Это север.
Здесь не умеют знать, что такое зной.
Как горячо ложится песок под ноги,
Как истекает соком раздавленный апельсин.
Как танцевать под солнцем  одной для многих,
Щедро и без оглядки  лишь бы хватило сил,
Как покупать на рынке вино и сливы,
Как убивать на ложе чужой жены,
Как зачинать младенцев, любить счастливых,
Как отдаваться силе морской волны.
Оттиск камней по коже  печать ночлега.
Горсточка слов на память  арык, урюк.
Здесь не умеют жить, дожидаясь снега.
Здесь умирают полностью. Это юг.
Правда вагонной двери. Откуда деться?
Чьих бесприютных примет пустой вокзал?
Северный ветер снегом стучится в сердце.
Южное солнце вычернило глаза.