Это обстоятельство не остановило бы, вероятно, нашего пылкого юношу, если бы хозяин сам не решил наконец, что требование гостя справедливо.
А в самом деле, произнес он, опуская дубинку, куда же делось письмо?
Да, где же это письмо? закричал дАртаньян. Предупреждаю вас: это письмо к господину де Тревилю, и оно должно найтись. А если оно не найдется, господин де Тревиль заставит его найти, поверьте!
Эта угроза окончательно запугала хозяина. После короля и господина кардинала имя г-на де Тревиля, пожалуй, чаще всего упоминалось не только военными, но и горожанами. Был еще, правда, «отец Жозеф», но его имя произносилось не иначе как шепотом: так велик был страх перед «серым преосвященством», другом кардинала Ришелье.
Отбросив дубинку, знаком приказав жене бросить метлу, а слугам палки, трактирщик сам подал добрый пример и занялся поисками письма.
Разве в это письмо были вложены какие-нибудь ценности? спросил он после бесплодных поисков.
Еще бы! воскликнул гасконец, рассчитывавший на это письмо, чтобы пробить себе путь при дворе. В нем заключалось все мое состояние.
Испанские боны? с беспокойством осведомился хозяин.
Боны на получение денег из личного казначейства его величества, ответил дАртаньян, который, рассчитывая с помощью этого письма поступить на королевскую службу, счел, что имеет право, не солгав, дать этот несколько рискованный ответ.
Черт возьми! воскликнул трактирщик в полном отчаянии.
Но это неважно продолжал дАртаньян со свойственным гасконцу апломбом, это неважно, и деньги пустяк. Само письмо вот единственное, что имело значение, Я предпочел бы потерять тысячу пистолей, чем утратить это письмо!
С тем же успехом он мог бы сказать и «двадцать тысяч», но его удержала юношеская скромность.
Внезапно словно луч света сверкнул в мозгу хозяина, тщетно обыскивавшего все помещение.
Письмо вовсе не потеряно! сказал он.
Что? вскрикнул дАртаньян.
Нет. Оно похищено у вас.
Похищено? Но кем?
Вчерашним неизвестным дворянином. Он спускался в кухню, где лежал ваш камзол. Он оставался там один. Бьюсь об заклад, что это дело его рук!
Вы думаете? неуверенно произнес дАртаньян.
Ведь ему лучше, чем кому-либо, было известно, что письмо это могло иметь значение только для него самого, и он не представлял себе, чтобы кто-нибудь мог на него польститься. Несомненно, что никто из находившихся в гостинице проезжих, никто из слуг не мог бы извлечь какие-либо выгоды из этого письма.
Итак, вы сказали, что подозреваете этого наглого дворянина? переспросил дАртаньян.
Я говорю вам, что убежден в этом, подтвердил хозяин. Когда я сказал ему, что вашей милости покровительствует господин де Тревиль и что при вас даже письмо к этому достославному вельможе, он явно забеспокоился, спросил меня, где находится это письмо, и немедленно же сошел в кухню, где, как ему было известно, лежал ваш камзол.
Тогда похититель он! воскликнул дАртаньян. Я пожалуюсь господину де Тревилю, а господин де Тревиль пожалуется королю!
Затем, с важностью вытащив из кармана два экю, он протянул их хозяину, который, сняв шапку, проводил его до ворот. Тут он вскочил на своего желто-рыжего коня, который без дальнейших приключений довез его до Сент-Антуанских ворот города Парижа. Там дАртаньян продал коня за три экю цена вполне приличная, если учесть, что владелец основательно загнал его к концу путешествия. Поэтому барышник, которому дАртаньян уступил коня за вышеозначенную сумму, намекнул молодому человеку, что за такую неслыханную цену он согласился, только прельстившись необычайной мастью лошади.
Итак, дАртаньян вступил в Париж пешком, неся под мышкой свой узелок, и бродил по улицам до тех пор, пока ему не удалось снять комнату, соответствующую его скудным средствам. Эта комната представляла собой подобие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга.
Внеся задаток, дАртаньян сразу же перебрался в свою комнату и весь остаток дня занимался работой: обшивал свой камзол и штаны галуном, который мать спорола с почти совершенно нового камзола г-на дАртаньяна-отца и потихоньку отдала сыну. Затем он сходил на набережную Железного Лома и дал приделать новый клинок к своей шпаге. После этого он дошел до Лувра и у первого встретившегося мушкетера справился, как найти дом г-на де Тревиля. Оказалось, что дом этот расположен на улице Старой Голубятни, то есть совсем близко от места, где поселился дАртаньян, обстоятельство, истолкованное им как предзнаменование успеха.
Затем, довольный своим поведением в Мёне, не раскаиваясь в прошлом, веря в настоящее и полный надежд на будущее, он лег и уснул богатырским сном.
Как добрый провинциал, он проспал до девяти утра и, поднявшись, отправился к достославному г-ну де Тревилю, третьему лицу в королевстве, согласно суждению г-на дАртаньяна-отца.
II
ПРИЕМНАЯ Г-НА ДЕ ТРЕВИЛЯ
Господин де Труавиль имя, которое еще продолжают носить его родичи в Гаскони, или де Тревиль, как он в конце концов стал называть себя в Париже, путь свой и в самом деле начал так же, как дАртаньян, то есть без единого су в кармане, но с тем запасом дерзости, остроумия и находчивости, благодаря которому даже самый бедный гасконский дворянчик, питающийся лишь надеждами на отцовское наследство, нередко добивался большего, чем самый богатый перигорский или беррийский дворянин, опиравшийся на реальные блага. Его дерзкая смелость, его еще более дерзкая удачливость в такое время, когда удары шпаги сыпались как град, возвели его на самую вершину лестницы, именуемой придворным успехом, по которой он взлетел, шагая через три ступеньки.