Сергей Решетнёв - Графика ночей стр 8.

Кризис чем-то напоминает каприз.
И на невидимый выходя карниз,
Не спешит душа почему-то ни вверх, ни вниз.
Ей, душе бы, всё дергаться, колебаться,
То лететь ей пухом, то тенью стлаться,
И пускай  не быть, но, хоть как,  казаться.
Ну, а я  коридорами, как по пищеводу рвота,
Из подземелья этого из этого города-грота.
Мои руки держат меня и не дают добраться
До какого-нибудь сюжетного поворота.
И я жду  незнамо чего,
И смотрю  не знаю куда.
Жду сезона дождей и большой воды,
Чтоб уплыть по течению навсегда.
Я не сплю ночами  медведь шатун.
Разговариваю с чайником  он известный лгун.
Вот и свет колеблется  гаснуть или нет.
Всё нелепица, и морали нет.

Я собрал тебе твои вещи
В пакеты, узлы, коробки,
Жалел, почему-то тещу,
И вкручивал штопор в пробки.

Я отвез тебе вещи,
Волос изменила оттенок,
И улыбались клещи,
Я гвозди тянул из стенок.

Халат твой, твоя сорочка,
Когда-то на этих гвоздях висели,
Теперь две глубоких точки.
А гвозди  в душе и в теле.

Кризис чем-то напоминает каприз.
И на невидимый выходя карниз,
Не спешит душа почему-то ни вверх, ни вниз.
Ей, душе бы, всё дергаться, колебаться,
То лететь ей пухом, то тенью стлаться,
И пускай  не быть, но, хоть как,  казаться.
Ну, а я  коридорами, как по пищеводу рвота,
Из подземелья этого из этого города-грота.
Мои руки держат меня и не дают добраться
До какого-нибудь сюжетного поворота.
И я жду  незнамо чего,
И смотрю  не знаю куда.
Жду сезона дождей и большой воды,
Чтоб уплыть по течению навсегда.
Я не сплю ночами  медведь шатун.
Разговариваю с чайником  он известный лгун.
Вот и свет колеблется  гаснуть или нет.
Всё нелепица, и морали нет.

Я собрал тебе твои вещи
В пакеты, узлы, коробки,
Жалел, почему-то тещу,
И вкручивал штопор в пробки.

Я отвез тебе вещи,
Волос изменила оттенок,
И улыбались клещи,
Я гвозди тянул из стенок.

Халат твой, твоя сорочка,
Когда-то на этих гвоздях висели,
Теперь две глубоких точки.
А гвозди  в душе и в теле.

Ты еще развестись не успела,
Но колени уже развела.
Наша страсть словно плод перезрелый,
Где-то лопнула, где-то сползла.

Сок уже забродил и захмелился,
Чуть надавишь  и брызнет, стечет,
И язык, как хорошая мельница,
Нас в муку сладострастья столчет.

Твои руки раскинутся пламенем,
Чтоб потом легче свиться вокруг,
А душа моя станет пергаментом,
Откровений твоих и заслуг.

Ноги тянутся, словно колонны,
Пахнет кровью зовущая плоть.
Мне другой и не надо иконы,
Чтобы страх и тоску побороть.

Словно в мох зарываюсь болотный,
И под пеной тону кружевной.
Пусть я голый, безумный и потный,
Но, зато, без сомненья живой.

Н.О.

Вода всё бьется в водосточном желобе,
Как мысль, подстегнутая болью, очумелая,
И, вырвавшись, слетает водопадом.
Кроме тебя, мне никого не надо.
Но, как извечно, ты дана другому,
Не утолить небесную истому,
Земля принять не может этих вод.
И я кричу, не открывая рот.
О Боже мой, какая красота.
Хотя бы помнить  целовал в уста.
Воистину, как это мир широк,
Как крепко связаны в нем нежность и порок.
Как связаны ладони. Не пространством,
А тем влеченьем вечным, постоянством.
Как связаны печаль и благодать,
Способности любить и умирать.

Вот как это происходит. Вот так.
Ужас в комнату проходит. Тик-так.
Смерть близка и смерть настырна, как родня.
Сохрани, альтернативно всем  меня.
Я один такой. Один я. Я такой.
Мне не нужен этот вечный, но  покой.
Скачет, скачет страх по кругу  карусель.
И качает мука муку, словно колыбель.

Н.О.

Ты сегодня снова в белом,
И на теле загорелом
Этот белый цвет так ярок,
Даже в сумерках он марок.
Снова встреча у ручья.
Я ничей, но ты-то  чья.
Тем не менее  мы вместе
В этот вечер, в этом месте.
Нам легко бродить вдвоем,
Мы слова друг друга  пьем.
Я-то пьян уже желаньем,
И тоска, как зверь,  живая.
Но вот эта белизна
Не дает мне пить до дна.
Я держусь за руки жадно,
Обнимать тебя  отрадно.
Груди спелые  в ладони.
Мы его любовь не тронем.
Пусть он будет женихом,
Пусть я буду  дураком.
И другой не надо доли.
Счастлив я, хоть полон боли.

Н.О.

Опять июнь запутался с июлем,
И снова кажется, что дел-то на века,
И я стою над пропастью, сутулясь,
И в память собираю облака.
От высоты подкашивает ноги,
Так тянет вниз, так хочется отпрянуть.
И странно  наслаждение в тревоге
Я нахожу, и веселюсь, как пьяный.
И мне смешно, что я в любви не ловок,
И мне смешно, что я лицом не вышел,
Не Дон Жуан, не сноб, не гну подковы,
Смотрю не сквозь людей, а как-то выше.
А что она? Она  обыкновенна,
Как грудь тепла, как губы  горяча,
Легка и переливчата, как пена,
Заботлива, как голос у врача.
Ну почем пришла ко мне напасть,
И сочные плоды я должен красть?
И для чего я ею окрылен.
Шаг в пропасть  и  спасен, спасен, спасен.

Открытия. Открыт ли я?
Разбитое корыто бытия.
И рыбка золотая теплых губ
Души моей не расколдует труп.
Я обезумевший, ушедший в норку кролик,
Я единица, спрятанная в нолик.
Внутри меня всё тикают часы.
Я опоздал на чаепитье в вечность.
Любовь остра, как жало у пчелы,
И  вздрагиваю  болью я помечен.