В театр нас, школьников, водили насильно, распространяя билеты среди учащейся молодежи. Пожалуй, руководство театра и актеры не раз жалели, когда на верхние ярусы набивались ученики ПТУ и старшеклассники школ, а в партере сидели учителя и избранные девочки-отличницы. С началом пьесы на ярусах не утихал шум, скрипели старые стулья, беспрестанно хлопали двери, то тут то там слышались визги, комментарии, смешки, хохот все это очень мешало актерам играть свои роли. Завуч по воспитательной работе и мастера ПТУ мотались по этажам, успокаивая распоясавшихся воспитанников.
Как-то втроем мы решили: не пойдем в школу, лучше свободно покурим в подвале дома (где жил Ю.). Было десять утра самое безопасное время, все взрослые на работе, никто не потревожит. Но если бы кто-то и спустился в подвал за картошкой или взять банку с помидорами, то мы бы сразу его заметили: из нашего закутка просматривались почти все ходы и выходы. К тому же, пока кто-то вкручивал бы лампочку, чтобы посветить себе, мы могли свободно юркнуть оттуда восвояси, чтобы избежать каких-либо столкновений и вопросов, мол, почему мы в это время находимся здесь.
Мы сидели и курили по очереди «Беломорканал». М. рассказал, что некоторые из пацанов пробовали коноплю, от нее можно здорово кайфонуть, об этом ему говорил один чувак с нижнего БАМа. Ю. подбросил интересную идею: его отец прячет пневматическую винтовку, он знает, где, и давно запасся пулями, и мы можем пострелять здесь, в подвале. Нам всем трем идея сразу понравилась, и минут через десять Ю., сбегав на четвертый этаж, принес замотанную в простыню винтовку. Из внутреннего кармана пиджака он достал сложенные вчетверо портреты двух членов Политбюро на мелованной бумаге. Я прицепил их один возле другого на кирпичную стену, прижав гвоздиками, которые валялись под ногами. Мы отошли от стены шагов на десять, и каждый стрельнул по три раза. У членов Политбюро уже были продырявлены лбы и уши.
Мы сидели и курили по очереди «Беломорканал». М. рассказал, что некоторые из пацанов пробовали коноплю, от нее можно здорово кайфонуть, об этом ему говорил один чувак с нижнего БАМа. Ю. подбросил интересную идею: его отец прячет пневматическую винтовку, он знает, где, и давно запасся пулями, и мы можем пострелять здесь, в подвале. Нам всем трем идея сразу понравилась, и минут через десять Ю., сбегав на четвертый этаж, принес замотанную в простыню винтовку. Из внутреннего кармана пиджака он достал сложенные вчетверо портреты двух членов Политбюро на мелованной бумаге. Я прицепил их один возле другого на кирпичную стену, прижав гвоздиками, которые валялись под ногами. Мы отошли от стены шагов на десять, и каждый стрельнул по три раза. У членов Политбюро уже были продырявлены лбы и уши.
А когда Ю. предложил отстрелять еще по три патрона, кто-то из нас услышал шаги. Ю. мгновенно отбросил в сторону винтовку, и мы втроем застыли под взглядом соседки Ю. (она работала начальником детской комнаты милиции) надо же, ее как раз принесло в этот момент за картошкой! Продырявленные члены Политбюро из-за наших спин умоляюще смотрели на нее.
Это была труба: мы не пошли в школу, стреляли из винтовки (в членов Политбюро!) и к тому же курили полный набор, чтобы попасть на учет. К тому же дело из хулиганства могло перерасти в политическое, и потащили бы наших родителей.
Впрочем, глаза начальницы еще не привыкли к темноте, поэтому она не сразу разглядела нас (особенно членов Политбюро). Кто-то вовремя спохватился и сорвал злополучные портреты, засунув себе за пазуху, но запах сигаретного дыма выдал нас.
Прищурясь, она спросила: «Почему не в школе?»
«Ну, мы были у врача выкручивались мы, как могли. У нас ОРЗ»
«А лечились, значит, сигаретами?»
Тут мы расслабились.
Она, как оказалось, ничего не видела и не поняла.
Нас пронесло, как фанеру над Парижем.
На девятом этаже студенческого общежития из двери туалета (одного на блок из четырех помещений) всегда неприятно несло канализацией и ржавыми трубами. Бачок для слива воды не работал, а цепочку с эбонитовой ручкой хранил кто-то из жильцов, чтобы никто пришлый не мог воспользоваться. Душевую обычно закрывали на замок. Купались раз в неделю или в душевой (в подвале общежития), или прикрываясь оцинкованными тазиками в общественной бане в центре города.
В комнате, обклеенной вырезанными из журналов «Советский экран» портретами кинозвезд, к двум стандартным металлическим койкам и коричневым тумбочкам полагался стол, поцарапанный и грязный, а уж выцветшие дешевые коврики на стену могли купить на рынке те, кто хотел хоть как-то украсить эту убогость.
Родная партия, заботясь о моральной и физической чистоте будущих строителей коммунизма, следила за всем, что могло пагубно на них повлиять. Кроме учебы, молодежь могла ходить на танцы. Популярную тогда музыку голосистых итальянцев из Сан-Ремо еще разрешали. Пить в общежитии студентам запрещалось, но рейды по комнатам (их могли устроить деканат, партбюро, комитет комсомола или народный контроль) всегда давали один результат: из-под кроватей выгребались десятки пустых бутылок, которые не успели сдать в приемный пункт. Те, в чьих комнатах находили эту стеклотару, прощались с общежитием, а иногда и с обучением. Впрочем, лифт часто ломался, и до верхнего этажа партийно-комсомольские рейды доползали не всегда.