Боже, произнесла она вслух.
В дверь позвонили. Ханна со стоном села в кровати. Казалось, голова была набита соломой. О чем ей сейчас снилось? Об Эли? О большом взрыве? Об «Э»?
Снова звонок. Кроха выбрался из постели и метался возле закрытой двери спальни. Наступило утро пятницы. Ханна глянула на будильник у кровати: одиннадцатый час. Мама давным-давно ушла, если вообще возвращалась вечером домой. Ханна заснула на диване, и Мона помогла ей перебраться на кровать в ее комнате на верхнем этаже.
Иду! крикнула Ханна.
Она надела синий шелковый халат, быстро собрала в хвостик волосы, посмотрелась в зеркало и поморщилась. Подбородок все еще уродовали безобразно неровные черные швы. Они напомнили ей шнуровку на футбольном мяче.
Через стекло входной двери она увидела на крыльце Лукаса. У Ханны заколотилось сердце. Она быстренько глянула на свое отражение в зеркале в прихожей, убрала за уши выбившиеся пряди. В шелковом халате с развевающимися полами она чувствовала себя непристойной толстухой хоть в цирке выступай. Может, сбегать наверх переодеться?
Одернув себя, Ханна надменно рассмеялась. Чего это она так засуетилась? Лукас не может ей нравиться. Это же Лукас.
Ханна повела плечами, выдохнула и открыла дверь.
Привет, поздоровалась она скучным тоном.
Привет, отозвался Лукас.
Они долго, казалось, целую вечность, смотрели друг на друга. Ханна была уверена, что Лукас слышит биение ее сердца. Ей хотелось заглушить его стук. Кроха вертелся у них под ногами, но Ханна, словно пригвожденная к полу, даже не подумала его отогнать.
Я не вовремя? осторожно спросил Лукас.
Да нет, быстро ответила Ханна. Входи.
Отступая вглубь холла, она чуть не упала, споткнувшись о вырезанный в виде Будды дверной стопор, хотя он стоял в прихожей уже лет десять. Она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и вдруг почувствовала, что Лукас крепко обхватил ее за талию. Он помог ей твердо встать на ноги, и они оказались лицом к лицу. Лукас улыбнулся уголком рта. Он наклонился к ней, прижался губами к ее губам. Ханна приникла к нему. Целуясь, они дошли до дивана и повалились на подушки; Лукас старался не задеть ее больную руку. Несколько минут слышались только чмоканье и тяжелое дыхание. Потом Ханна отвернулась от него, пытаясь перевести дух. Всхлипнув, она закрыла лицо руками.
Прости. Лукас сел прямо. Зря я так, да?
Ханна покачала головой. Разумеется, она не могла ему сказать, что последние два дня только и мечтала о том, чтобы снова ощутить вкус его поцелуя. Или что ее терзало необъяснимое чувство, будто она целовалась с ним еще раньше, до того случая в среду. Но как такое возможно?
Ханна отняла ладони от лица.
Ты вроде бы говорил, что в школе посещаешь занятия по развитию сверхъестественных способностей, промолвила она, вспомнив, что слышала об этом от Лукаса, когда они летали на аэростате. Значит, прочитав мои мысли, ты и сам мог бы сообразить, нужно было меня целовать или нет.
Лукас, усмехнувшись, коснулся ее голого колена.
В таком случае, я могу предположить, что ты этого хотела. И сейчас хочешь.
Ханна облизнула губы. В животе, казалось, порхали тысячи бабочек, которых она видела в Музее естественной истории[96] несколько лет назад. Когда Лукас коснулся внутреннего сгиба ее локтя, исколотого иглами капельниц, Ханна подумала, что сейчас растает. Опустив голову, она тихо застонала.
Лукас я просто не знаю.
Он отстранился от нее.
Чего не знаешь?
Просто я то есть Мона
Она беспомощно развела руками. Обругала себя, что двух слов связать не может, хотя, по большому счету, она и сама не понимала, что пытается сказать.
Лукас вскинул брови.
Что Мона?
Ханна взяла мягкую игрушку-собаку, которую отец принес ей в больницу. По идее, это был Корнелий Максимиллиан персонаж, которого они придумали, когда Ханна была младше.
Просто мы снова стали подругами, тихо произнесла она, надеясь, что Лукас все поймет без лишних объяснений.
Лукас откинулся на спинку дивана.
Ханна по-моему, тебе следует быть осторожнее с Моной.
Ханна уронила на колени Корнелия Максимиллиана.
Это ты о чем?
Просто мне кажется, она не желает тебе добра.
Ханна оторопела.
Мона не отходила от меня, пока я лежала в больнице! И знаешь что? Если ты намекаешь на нашу с ней ссору на моем дне рождения, то она мне об этом рассказала. И я зла на нее не держу. Все нормально.
Лукас внимательно посмотрел на Ханну.
Нормально?
Да, отрезала она.
Значит ты простила ей то, что она тебе устроила? изумился Лукас.
Ханна отвела взгляд. Вчера, после того, как они обсудили «Э», провели собеседование с мужчинами-моделями и девушки ушли, в том же шкафчике, где мама хранила праздничный фарфор, Ханна нашла бутылку «Столичной» со вкусом ванили. Они с Моной спрятались в ее комнату, поставили фильм «Спеши любить»[97] и стали играть в игру с выпиванием на тему Мэнди Мур[98]. Всякий раз, когда Мэнди казалась им толстой, они выпивали. Мэнди надувала губы они выпивали. Мэнди говорила, как робот они выпивали. О сообщении, которое «Э» прислал Моне о том, где упоминалась ссора, девушки даже не говорили. Ханна пребывала в уверенности, что они с Моной повздорили из-за какой-то ерунды: например, не сошлись во мнении насчет фотографий с вечеринки или умственных способностей Джастина Тимберлейка. Мона всегда утверждала, что он идиот, а Ханна каждый раз возражала.