И так как все-таки стыдно потчевать столь сильно перестоявшимся ужином, сойдемся на этот раз на том, что однажды я горячо благодарил Вас, а если и неудачно, то только оттого, что с самого же начала слишком сконфузился Ваших бровей, приподнявшихся с первого же моего слова. Если вы уведомите меня о получении этой рукописной брошюрки, я буду радоваться, при всей заслуженной краткости такого уведомленья, что не трудно себе представить. Вопросов, в согласии с только что сказанным, задавать не решаюсь.
Целую Вашу руку.
Ваш Б.ПастернакP.S. Я был очень огорчен и обескуражен, не застав Вас в Берлине. Расставаясь с Маяковским, Асеевым, Кузминым и некоторыми другими, я в той же линии и в том же духе рассчитывал на встречи с Вами и с Белым. (Маяковского тогда тут не было еще.) Однако разочарованье мое на Ваш счет истинное еще счастье против разочарования Белым. Здесь все перессорились, найдя в пересечении произвольно полемических и театрально приподнятых копий фикцию, заменяющую отсутствующий предмет. Казалось бы, надо уважать друг друга всем членам этой артели, довольствуясь взаимным недовольством, без которого фикции бы не было.
Последовательности этой я не встретил даже и у Белого, который, страшно сказать, не прочь жить и такою жизнью. Я же, по его словам, зову на луну, где жить не всякому к лицу и по нраву.
Письмо 4a
<ок. 19 ноября 1922 г.>
Цветаева Пастернаку
Мой любимый вид общения потусторонний: сон. Письмо как некий вид потустороннего общения. Последнее, что я бы хотела удержать голос. Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем!)
Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбом. Две стены. Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой А <рисунок арки> В чем выше (дальше) тем лучше: дольше. Совершенная встреча: А и В на одном уровне и разгон (ввысь) один и тот же: неизбежно встретятся. Здесь есть какой-то закон, наверное даже простой. Но тем не менее захудалое, Богом заброшенное (вспомянутое!) кафэ, лучше в порту (хотите?), с деревянными залитыми столами, в дыму, локти и лоб. Но я свои соблазны оставляю тоже в духе.
Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу ясными и трезвыми словами знать: насколько и когда. Потому что я так или иначе непременно приеду. Теперь признаюсь в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерной своей правдивостью: небывалой: как внутри так вовне, в точности. Соблазн правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда в данный час: Осанна! Я не умеряю своей души (только жизнь!). А так как душа это никогда «я», а всегда «ты» (верней то!) то у партнера или опускаются руки (трусливое «да ведь я не такой»), или земля ходит под ногами, и тогда уже я на землю и ноги на мне. Принимаю и это.
Я знаю, что в жизни надо лгать. Но мои встречи не в жизни, а в духе, где уже всё победа. Моя вина ошибка грех, что средства-то я беру из жизни. Так ведя встречу нужно просто молчать: ВСЁ внутри. Ведь человек не может вынести. «Я не Бог!»
А потом меня обвиняют в <пропуск одного слова>. Это не забвение: Бог перестал брезжиться (прорываться!) сквозь тебя, ты темный, плотный, свет ушел и я ушла.
Я знаю, что в жизни надо лгать. Но мои встречи не в жизни, а в духе, где уже всё победа. Моя вина ошибка грех, что средства-то я беру из жизни. Так ведя встречу нужно просто молчать: ВСЁ внутри. Ведь человек не может вынести. «Я не Бог!»
А потом меня обвиняют в <пропуск одного слова>. Это не забвение: Бог перестал брезжиться (прорываться!) сквозь тебя, ты темный, плотный, свет ушел и я ушла.
К чему сейчас всё это говорю? А вот: Вы сейчас мой любимый русский поэт, и мне нисколько не стыдно сказать, что только для Вас и именно для Вас сяду в вагон и приеду. Ездят же, чтобы купить себе пальто! Вы не меньше пальто!
<Небольшой пробел в тетради.>
Впечатление об его ирреальности: никогда не поверю, что Вы есть. Вы есть временами, потом Вас нет.
То, что Вы пишете о себе (русло, накл<онная> плоск<ость>) правильно: <стрелка к концу предыдущего абзаца>
Вы слушайте внимательно как сон, в который возвращаешься (возвр<атные>, повт<орные> сны) а где сон был, пока тебя не было. / Не сон: действующее лицо сна. Или как город: уезжаешь и его нет, он будет, когда ты вернешься.
Пастернак и сон, этого я еще не написала. Так в жизни я Вас не пойму, не охвачу, буду ошибаться, нужен другой подход сонный. Разрешите вести встречу так: ПОВЕРЬТЕ, разрешите и отрешитесь.
Не думайте: мне всё важно в Вашей жизни: вплоть до нового костюма и денежных дел, я не занимаюсь лизанием сливок (с меня их всегда лизали: подыхай, живи как хочешь, будь прохвост<ом> только пиши хорошие стихи!), но пока я Вам в реальной жизни не нужна будем жить в <пропуск одного слова>. А если бы как пример Вам нужно было бы приехать в Прагу, я бы узнала нынешнюю валюту и <оборвано>
Письмо 4б
Мокропсы, 19 нов. ноября 1922 г.
Цветаева Пастернаку
Мой дорогой Пастернак!
Мой любимый вид общения потусторонний: сон: видеть во сне.
А второе переписка. Письмо, как некий вид потустороннего общения, менее совершенное, нежели сон, но законы
Ни то, ни другое не по заказу: снится и пишется не когда нам хочется, а когда хочется: письму быть написанным, сну быть увиденным. (Мои письма всегда хотят быть написанными!)