Войдите, ответил мужской голос.
Девушка открыла дверь и, отступив, кивнула Виктории проходите.
К вам леди из Англии.
Виктория шагнула через порог.
Из-за заваленного бумагами письменного стола навстречу ей поднялся мужчина представительный, лет шестидесяти, с высоким, открытым лбом и седыми волосами. Доброжелательный, мягкий, обаятельный; эти свойства натуры проступали буквально во всем. Любой режиссер без малейших колебаний выбрал бы его на роль великого филантропа, благодетеля человечества.
Викторию он приветствовал теплой улыбкой и дружески протянутой рукой.
Так вы только что из Англии? Впервые на Востоке?
Да.
Интересно, что вы обо всем этом думаете. Вам нужно непременно поделиться со мною впечатлениями. А теперь позвольте Мы уже встречались? Я близорук, а вы не представились.
Вы меня не знаете, сказала Виктория, но я друг Эдварда.
Друг Эдварда, повторил доктор Рэтбоун. Но это же замечательно. Эдвард знает, что вы в Багдаде?
Еще нет.
Что ж, в таком случае по возвращении его будет ждать приятный сюрприз.
По возвращении? упавшим голосом откликнулась Виктория.
Да. Эдвард сейчас в Басре. Я отправил его туда проследить за получением присланных нам ящиков с книгами. На таможне постоянно возникают досадные задержки мы просто не смогли забрать их со склада. Приходится действовать посредством личного контакта, и в такого рода делах Эдвард особенно хорош. Знает, когда надо пустить в ход обаяние, а когда надавить, и не отступится, пока не добьется результата. Упорство прекрасное качество для молодого человека. Я о нем очень высокого мнения.
Глаза его блеснули.
Впрочем, юная леди, мне, наверное, не стоит расхваливать Эдварда в вашем присутствии?
Глаза его блеснули.
Впрочем, юная леди, мне, наверное, не стоит расхваливать Эдварда в вашем присутствии?
А когда когда он вернется из Басры? пролепетала Виктория.
Этого я вам сказать не могу. Эдвард не вернется, пока не выполнит поручение, а в этой стране дела, к сожалению, никогда не делаются быстро Скажите, где вы остановились, и я позабочусь, чтобы он связался с вами сразу же по возвращении.
Я думала в отчаянии заговорила Виктория, сознавая всю тяжесть своего финансового положения. Я хотела спросить не найдется ли у вас какой-либо работы для меня?
Вот это я понимаю и ценю, одобрительно сказал доктор Рэтбоун. Разумеется, найдется. Нам нужны всякие работники, любая помощь, какую только можно получить. И в особенности помощь девушек-англичанок. У нас все идет прекрасно, просто замечательно, но дел невпроворот. Энтузиасты находятся. У меня уже сейчас тридцать добровольных помощников тридцать! и все горят желанием оказать содействие. Если вы настроены по-настоящему серьезно, то будете весьма кстати.
Словно «добровольных» неприятно резануло ее слух.
Вообще-то, мне нужна оплачиваемая работа.
Ох Энтузиазма в голосе доктора Рэтбоуна заметно поубавилось. С этим намного труднее. Штат оплачиваемых работников у нас очень ограничен и на данный момент, с учетом помощи, которую мы получаем от волонтеров, совершенно адекватен ситуации.
Я не могу позволить себе остаться без работы, объяснила Виктория и, ничуть не смутившись, уверенно добавила: Я стенографистка-машинистка с большим опытом работы.
Нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности, моя дорогая, вы прямо-таки, если так можно сказать, излучаете компетентность. Но в данном случае все упирается в наши финансовые возможности. Тем не менее я надеюсь, что, даже найдя работу в другом месте, вы будете помогать нам в свободное время. Большинство наших волонтеров работают где-то еще. Уверен, помогая нам, вы по-настоящему проникнетесь благородными, возвышающими душу устремлениями. Дикость и невежество, войны, непонимание, подозрительность со всем этим необходимо покончить. Нам всем нужна общая площадка. Театр, искусство, поэзия великие творения духа, где нет места для мелочной зависти и ненависти.
Нет, с сомнением согласилась Виктория, припоминая знакомых актрис и художников, жизнь которых, похоже, определялась возникавшей по малейшим пустякам завистью и вспыхивавшей с угрожающей силой ненавистью.
У меня здесь «Сон в летнюю ночь», переведенный на сорок языков, продолжал доктор Рэтбоун. И сорок разных групп молодежи, одинаково откликающихся на сей замечательный образчик литературы. Молодежь в ней весь секрет. Только на нее я и рассчитываю. Когда ум и дух окрепли, тогда уже поздно. Нет, мы должны объединять, сводить вместе молодежь. Взять хотя бы ту девушку внизу, Катерину, которая привела вас сюда. Она сирийка из Дамаска. Вы с нею примерно одного возраста. В обычных обстоятельствах вы никогда бы не встретились, и у вас не было бы ничего общего. Но в «Оливковой ветви» и вы с нею, и многие-многие другие девушки русские, еврейки, армянки, турчанки, египтянки встречаетесь, читаете одни и те же книги, обсуждаете картины и музыку; у нас бывают прекрасные лекторы. Вы проникаетесь взаимной симпатией, открываете для себя иные точки зрения вот таким и должен быть мир.
Не слишком ли оптимистичен доктор Рэтбоун, невольно думала Виктория. Так ли уж он прав, полагая, что все эти столь непохожие друг на друга люди, собравшись вместе, обязательно проникнутся взаимной симпатией? Например, они с Катериной совсем друг дружке не понравились. Более того, она подозревала, что чем чаще они бы встречались, тем сильнее проникались бы неприязнью.