Елизавета ловко развязывает узел и пытается развернуть сверток. Он несколько раз переворачивается вслед за движением бечевы и, словно нехотя, приоткрывает свое пахнущее нафталином содержимое. Чувствуя странное томление, Елизавета раскрывает сверток до конца и замирает: там белоснежный тюль. На внутренней стороне оберточной бумаги каллиграфический бабушкин почерк:
«15 июня 1983 года. Отрезано 1,5 метра. Обновить шторы в кухне. Остаток 11 метров».
«8 декабря 1983 года. Отрезано 3 метра. В зал Ляле. Остаток 8 метров».
«15 июня 1989 года. 8 метров. Отдать Лизаньке».
Сейчас 2012-й.
Стоящая на коленях Елизавета прижимает к груди пропитанный запахом бабушкиного сундука сверток и плачет навзрыд от навалившихся воспоминаний: бабушка в синем пальто, вокруг шеи зеленый в белый горох шарфик
Что?! Что случилось?! бросается к ней перепуганный муж и опускается рядом на колени.
Вот тебе и сорока! улыбается сквозь слезы Елизавета, и голос ее рвется почти на каждом слове. Говорила же к вестям.
Супруг, ничего не понимая, смотрит на протянутый сверток.
Сорока! всхлипывая, произносит она и дрожащими губами шепчет: Вот он, бабушкин подарок. Хочешь верь, хочешь не верь.
Татьяна Булатова
Как сказать
Ее и бабушкой-то было невозможно назвать. Поражало, что в свои шестьдесят «с хвостом» она красилась. Да не слегка, а основательно: глаза в сурьме, веки в перламутре, на скулах не по годам яркий румянец, и губы цветут неряшливой фуксией. И не потому, что помада наложена неаккуратно, а потому, что дешевенькая та помада, «копеечная», купленная на первом попавшемся рыночном развале.
Алла Викториновна, а какой у вас любимый цвет?
Сиреневый, довольно отвечает Алла Викториновна, будто кому-то это и вправду интересно.
А чего же на вас зеленое надето?
Так сиреневую блузку я же сегодня утром утюгом прожгла!
Да ну?! дивятся коллеги удивительной способности Аллы Викториновны все время попадать в какие-то форс-мажорные обстоятельства. Вот уж не повезло, так не повезло!
Не повезло! соглашается Алла Викториновна и заявляется на следующий день на работу в целой и невредимой сиреневой блузке.
Коллеги открывают рты, а потом возмущаются:
Объяснитесь, Алла Викториновна! Как же так?! Вы ж эту блузку вчера утюгом прожгли.
Так я же не эту прожгла, оправдывается Алла Викториновна.
Да как же не эту?! изумляется народ.
Да не эту, вам говорю. У меня же две сиреневые блузки!
Две?! морщат лоб коллеги и что-то не припоминают
Две, уверенно подтверждает Алла Викториновна и для пущей убедительности поясняет: Две совершенно одинаковые. Я вообще часто по две покупаю, потому что
Коллеги не дают договорить и обрывают Аллу Викториновну:
Потому что вы врете.
Я вру?! таращит глаза Алла Викториновна.
Вы! рвутся в бой коллеги.
Не хотите не верьте! уходит от дальнейшего спора Алла Викториновна и застывает над своими пробирками: вот уже несколько десятилетий она преподает биохимию в фармацевтическом колледже провинциального города.
Известно, что Алла Викториновна, в отличие от своих сверстниц, не рвется на заслуженный отдых. Поэтому на работе она пропадает круглосуточно, к вящему неудовольствию ближайших родственников.
Мама, ругается старшая дочь, ну сколько можно работать?! Сорвешься! Сиди уже дома, нянчись с внучкой.
Мама! вторит ей сестра. Ты ведь уже бабушка. А внучка тебя не видит. Ты все время с чужими детьми.
Какие же это дети?! оправдывается Алла Викториновна. Это не дети. Это взрослые люди.
Тем более! негодует младшая дочь. Ты тратишь время и расходуешь свои силы на взрослых абсолютно посторонних людей.
Это не посторонние люди! сопротивляется Алла Викториновна. Это мои студенты.
Мама! в один голос кричат сестры. У тебя вечно студенты. И у тебя вечно на нас нет времени. А потом ты обижаешься!
Ничего я не обижаюсь, все-таки обижается Алла Викториновна и застывает в трагическом недоумении над кастрюлей с борщом. А где борщ? Это что, все?
А что ты хотела?! Ты бы еще под утро домой пришла. Хорошо устроилась. Целый день студенты! Целый день программы. Целый день компьютер. Лишь бы домой не идти. Внучка скоро узнавать тебя перестанет.
А зачем ты ее назвала Аглая? задает не в тему вопрос Алла Викториновна.
А как мне, по-твоему, надо было ее назвать? орет младшая дочь.
Ну, хотя бы Аполлинария
Чем Аполлинария лучше Аглаи? вступается за племянницу тетка.
Да! Чем? вторит ей сестра.
Да ничем. Аглая тоже хорошо. Нормально, когда Аглая. Необычно даже
Дочери захлебываются собственной слюной, но ссоры не получается до тех пор, пока не появляется сама Аглая.
Баба, говорит она громко. Ты сегодня зубы в стакан будешь класть?
Не скажу, заявляет Алла Викториновна и выскребывает из кастрюли остатки борща.
Почему? искренно недоумевает вну-чка.
Потому что ты меня зовешь «баба»!
А как надо?
Ну закатывает глаза Алла Викториновна. Зови меня Алла!
Пугачева? уточняет девочка.
Почему Пугачева? удивляется Алла Викториновна. Как моя фамилия?
Как ее фамилия? обращается Аглая к матери.
Реплянко, подсказывает та.
Реплянко? переспрашивает девочка.