Я уже не выдержал и решил привести наш бессловесный поединок к какому‑нибудь… ну, хоть к чему‑нибудь!
Я попытался привстать, чтобы, чтобы… что… о‑о‑о‑о‑о!!! Моя задница намертво прилипла к скамье, как, впрочем, и колдуновская. Мы сидели, не в силах даже пошевелиться, а господин привратник как ни в чем не бывало душевно лопотал с вдовушкой, не забывая отдавать должное вину. Надо еще сказать о том, что наши языки также не могли пошевелиться.
В общем, положение еще то! Не двинуться, не ругнуться и – что самое главное и обидное – не выпить и не закусить! Яростно моргая, Скорпо что‑то тихо и нудно мычал то в мою сторону, то в сторону привратника. Тот от души мел языком и пододвигал к себе блюдо с закуской, якобы не замечая, что происходит.
– А что это у нас святой отец ничего не кушает? – вдруг очнулась вдова..
– Так пост нынче, матушка.
Кто знал, что этот гад ответит именно так?!
– Вот те раз! – удивилась Грета. – А до вашего прихода ничего, нормально скоромное ел…
– Он теперь еще и молчать будет – пост у него страшный с полудня начался. Ни слова сказать, ни еду в рот отправить. – Привратник сочувственно улыбнулся. – А что делать, это мы с вами, сударыня, люди грешные, а они… – Он так сочувственно вздохнул, что у меня и у вдовы на глазах выступила непрошеная слеза. – А они люди Божьи. Ну да выпьем, матушка, за них, за их здоровье и помыслы.
Чокнувшись, они хлопнули по одной. Потом по второй… третьей… четвертой… Грета предложила сходить за подружкой, тоже вдовой – молодой и красивой, чтобы было веселее. Мужик вежливо отказался, сославшись, что дел еще сегодня много и до захода солнца ему нужно быть в замке – хозяин, поди, уже заждался. Хозяйка с нескрываемым сожалением и блеском в глазах, получив список продуктов, , поплелась в погреб, оставив нас одних.
Мастер Скорпо, траурно промычав, закрыл глаза, а я про себя дал слово, что, как только смогу свободно двигаться и говорить, перво‑наперво набью этому мужику морду за то, что он позволил себе жрать из моей тарелки мое мясо, а потом докончу этот кувшин вина – уж очень пить хотелось. А привратник меж тем спокойно, никуда не торопясь, закурил, достал из‑за пазухи кошелек, отсчитал деньги и, не удержавшись, хлопнул еще один бокальчик, закусив узкой полоской ароматно пахнущего мясца. В ответ я и Скорпо дружно и громко сглотнули. Привратник удивленно, как будто впервые видит нас, обернулся в нашу сторону. Он смотрел на нас долго и молча, словно вспоминая, откуда мы такие здесь взялись, пока не вошла Грета.
– Готово, господин привратник, все, как вы просили.
– Пойдемте, сударыня, проводите. – Мужик встал, толкнул пальцем деньги и… не оборачиваясь, ушел.
Я попробовал двинуться с места – никак, повернуть голову – снова никак, умоляюще зыркнуть на Скорпо – получилось, но легче не стало.
– Ох и намело, намело нынче! – отряхиваясь от снега, вошла вдова. – И как вы только поедете, ума не приложу. Может, останетесь, а? Я баньку приготовлю, там и ужин поспеет. А поутру двинетесь…
Мы злобно и беспомощно молчали, всем своим видом пытаясь показать, что, мол, на все согласны, только бы…
– Молчите, да… – Грета села напротив нас. – Ну, раз надо – так надо… – Селянка ковырнула остывшую рыбу. – Смотрите, мужики, воля, как говорится, ваша. Ну хоть лошади у вас добрые (?!), довезут. – Она подняла глаза. – А что, господин привратник вам ничего не сказал? Забыл, наверное. Он же лошадей ваших с повозкой привел. Сказал, что вы их в темноте потеряли. Вот страсти‑то какие! Святой отец, расскажите, и как с вами такое могло приключиться, а?
– Как? – неожиданно переспросил Скорпо.