20. На такой ответ нечего было бы возразить, если бы в нем имелось в виду насколько я могу понять и с чем без труда соглашусь, что речь со стороны ангела есть акт воли (как я сказал выше) и что воля тоже способна придавать своему акту или интеллекту направленность к другому, а также устранять препятствие, идущее только от нее самой. Но предполагаемое здесь допущение, а именно: что акты сердца скрыты от ангела одной лишь завесой воли того, кому принадлежит акт, нельзя понять так, как это представляется Скоту в месте, указанном выше, а также Дуранду и многим другим, к коим из томистов присоединяется Кано, а на него ссылается и ему следует Васкес; и того же мнения придерживается Сумель. И мы уже показали это ранее. Действительно, либо такое препятствие состоит только в нежелании Бога содействовать другим ангелам в познании, пока этого не пожелает говорящий, и это мы, вопреки Скоту, опровергли выше; либо это препятствие объясняется природой вещей и внутренним действием свободной воли, а это выглядит абсолютно невозможным.
21. Во-первых, тем самым предполагается, что сердечный акт есть актуально умопостигаемый объект для любого ангельского интеллекта и что этот интеллект обладает его интенциональной формой и достаточным светом для познания этого акта, если к тому нет препятствия; следовательно, нельзя считать, что препятствием выступает лишь воля другого ангела. Вывод доказывается тем, что такая воля не изменяет объекта, не сковывает потенцию другого и не производит никаких внешних действий; как же тогда она может либо скрыть этот объект, либо воспрепятствовать другому ему постигать? Кроме того, для такого сокрытия называется достаточным не только прямое нежелание воли, противящейся раскрытию, но и просто отсутствие воления, придающего акту направленность к другому. А это, как представляется, тем более заслуживает опровержения. Но если завесой не может быть одно лишь нежелание или отсутствие желания, то, конечно, и одна лишь направляющая воля не может быть речью, ибо она не способна устранить завесу, а может только исключить либо отсутствие воления, либо прямое нежелание. Поэтому сформулируем аргумент напрямую: так как воля не делает акт, которому придает направленность к другому, более вразумительным, ибо придает ему только внешнее именование, или ментальное отношение, и не увеличивает силу и начало постижения в другом ангеле, как полагают указанные авторы, то, следовательно, действием одной лишь воли сокрытый акт не может формально сделаться несокрытым.
22. Во-вторых, аргументируют вслед за Скотом в указанном месте, что в противном случае один ангел мог бы скрывать от другого свою субстанцию и сделаться невидимым для другого, что ложно И сходным образом он мог бы скрывать свою потенцию или хабитус, с чем согласен Марсилий Ингенский в названном выше вопр. 6, арт. 2. И это говорится последовательно, если сокрытие по природе производится одной лишь волей: ведь в некотором смысле второй акт более постижим, чем первый. Стало быть, если, тем не менее, акт может быть сокрыт, то почему не может хабитус? Но в абсолютном смысле вывод ложен, как мы уже видели выше. И объясняется это, безусловно, именно тем, что одной лишь воли недостаточно, чтобы скрыть умопостигаемый объект от того, кто обладает его интенциональной формой, дающей силу понимания.
22. Во-вторых, аргументируют вслед за Скотом в указанном месте, что в противном случае один ангел мог бы скрывать от другого свою субстанцию и сделаться невидимым для другого, что ложно И сходным образом он мог бы скрывать свою потенцию или хабитус, с чем согласен Марсилий Ингенский в названном выше вопр. 6, арт. 2. И это говорится последовательно, если сокрытие по природе производится одной лишь волей: ведь в некотором смысле второй акт более постижим, чем первый. Стало быть, если, тем не менее, акт может быть сокрыт, то почему не может хабитус? Но в абсолютном смысле вывод ложен, как мы уже видели выше. И объясняется это, безусловно, именно тем, что одной лишь воли недостаточно, чтобы скрыть умопостигаемый объект от того, кто обладает его интенциональной формой, дающей силу понимания.
В-третьих, имеется и еще одно, главное, возражение против этого мнения: ведь ангельская речь не только позволяет другому познать такой акт, но и побуждает другого к слушанию и познанию. А такое побуждение не может выполняться одним лишь внешним приданием направленности другому ангелу: ведь оно ничего не влагает в другого. Побуждение же немыслимо без некоторого внутреннего движения того, кто побуждается. Но этот довод будет напрямую осуждаться ниже.
23. На три тезиса, которые были приняты в качестве основания в пункте 13. На довод в защиту этой позиции, заимствованный у Каэтана, там же. На основание противоположного суждения отвечаю: оно несостоятельно. Ибо, во-первых, первая посылка ложна, как мы сказали выше, а чуть ниже покажем, что ложна и вторая. Третья же, поскольку она утверждает, что акты одного ангела сокрыты от других, пока он не захочет явить их другим, в высшей степени истинна, а вот поскольку утверждает, что они формально скрываются или становятся явными действием одной лишь воли, ложна, как было доказано. Что касается довода в защиту этого мнения, заимствованного у Каэтана, можно подвергнуть отрицанию принятый Каэтаном принцип, а именно: благодаря одной лишь воле, придающей своему акту направленность к другому, этот акт принадлежит тому, к кому направлен. В самом деле, этот глагол, принадлежать, обладает весьма широким значением и неоднозначен, а как принцип объяснении различных отношений, которые он способен подразумевать, оказывается ложным или недейственным. Ведь принадлежность другому можно понять так, что акт выполнен им, что ложно; или так, что этот акт есть объект, непосредственно и беспрепятственно соразмерный его естественному познанию, и в этом смысле он предвосхищает основание и, говоря формально, ложен, как было показано. Либо о принадлежности другому говорится потому, что акт содержательно связан с другим. Но это не имеет отношения к делу, потому что этого недостаточно для того, чтобы акт познавался другим ангелом: ведь и мысль о нем, и любовь в нему, и недоверие к его поступкам, и т. д. все это (в указанном смысле) принадлежит ему, но этого недостаточно, чтобы быть познанным с его стороны. Что же касается того дополнительного утверждения Каэтана, что в силу одной лишь содержательной связи между актом, направленным к другому, и этим другим такой акт обладает силой возбуждать другого, ничего не влагая в него, ибо то, что разделено в низлежащих понятиях, объединено в понятиях более высокого уровня как в утверждении, так и в разуме, все это весьма темно и абсолютно неправдоподобно. В отношении утверждения это очевидно как из приведенного рассуждения и разделения, так и потому, что возбуждение, о коем идет речь, есть нечто предшествующее познанию и добавляет нечто помимо умопостигаемости объекта, а именно объективную вмещающую способность. И присутствует она не в объекте, а в том, кто испытывает возбуждение; следовательно, если в него ничего не влагается, то и возбуждение, конечно, будет невозможным. Но и в отношении разума это очевидно, ибо он ничего не добавляет к делу. Действительно, пусть даже интеллектуальные сила и речь превосходнейшим образом обладают всем тем, чем обладают чувственные речь и познание, тем не менее, они должны поистине и формально обладать тем, что присуще речи именно как побуждающей другого к слушанию, а в противном случае истинного и формального побуждения не будет.