О'Рэйн
Мы здесь есть
Океан с высоты был голубым-голубым, сочным, как на детском рисунке когда в стилке можно выбрать любой цвет, краска щедро льется на бумагу, и вот уже волны, и вот уже глубины, и вот уже глаз режет
Искупаться бы! сказала Марта мечтательно. Она смотрела вниз, и глаза ее на темном лице были как этот океан голубые, красивые, возможно опасные кто знает, что там, в глубине, водится, как часто поднимается к поверхности и чем промышляет. Глеб с нею познакомился совсем недавно любовь, как говорится, вспыхнула мгновенно, но он отдавал себе отчет, что девушка эта для него все еще почти незнакомка, что знает он о ней лишь немножко личного (иногда шепчет во сне детским голоском), немножко бытового (кофе не любит, чай без сахара), немножко семейного (мать архитектор, отец Учитель на покое, живут в Камышине, сами варят пиво по старинным рецептам, без синтеза, а только с ферментацией, гадость несусветная и голова потом болит). И еще что Марта будет зоопсихологом со специализацией по китообразным, что из воды может часами не вылезать, а дыхание держит минут по двадцать сам Глеб больше пяти минут никогда не выдерживал, легкие-то можно разработать, если стимул есть, но скучно, да и зачем?
Была Марта прекрасной, желанной и загадочной террой инкогнитой, так же как и планета под ними (у белой звезды ЕН514, система Мирины, земного типа, гравитация 1.2, состав атмосферы сопоставимый, в сутках двадцать часов, океан слабосоленый, кислотность 7.5).
Глеб, не унималась Марта. Гле-буш-ка. Ты мне обещал романтику на пляже. Пусть же она поскорее настанет! Хватит разведки с воздуха. Хочу из воды!
Глеб немного побурчал про кодекс облета новых планет, про протоколы ГСП, но ему и самому уже поднадоело скользить над одинаковыми лесами на одинаковых островах, похожими с высоты на зеленые мохнатые вязаные шапочки, разбросанные по гигантской голубой луже.
Ладно, садимся, прищурился он и был за это чмокнут в щеку.
Пахло прогретым камнем, речной водой, как на Волге, сладкими цветами и, почему-то, креозотом. Над островом возвышалась коническая скала с крутыми склонами, около километра высотой. Пляж был скальный гладкий камень плитами наискосок уходил в воду, солнце просвечивало голубизну, где колыхались разноцветные леса водорослей желтые, красные, зеленые.
Красиво, сказала Марта. Но как-то ярко очень, чуть-чуть слишком. Будто бы ребенок эту планету раскрашивал и с оттенками не возился. Ой, посмотри-ка!
Из глубины поднялась стайка рыбок, тоже очень ярких, золотисто-фиолетовых. Марта опустила руку в воду, и они бесстрашно тыкались в ее ладонь, плавали вокруг, любопытствовали.
Не боятся! восхитилась Марта. Интересно, а может ли быть сбалансированная экосистема, в которой животные не пожирают друг друга? Совсем? Мир без страха? Планета, где условный лев возлежит с условным ягненком, всегда, от начала времен?
Вряд ли, вздохнул Глеб. Все же завязано на ресурс, на усилие, с которым добывается пища эволюция имеет свои законы Эй, кстати, они тебя еще не едят? А то отвлекут внимание, а потом цап! Будем потом тебе полгода новые пальцы отращивать!
Марта засмеялась, отряхнула с длинных темно-шоколадных пальцев синие брызги, села рядом, подставила Глебу горячие губы. От нее пахло малиной. Потом они лежали, бездумно смотрели в небо, камень под ними был горячим.
Почему небо голубое? спросила Марта. Мы в пятнадцати световых годах от Земли А оно голубое! Я думала на других планетах иное небо
Атмосфера почти такая же, полусонно, расслабленно отозвался Глеб. Мы дышать можем? Можем! Значит, и свет так же рассеивается. Рассеяние Релея, короткая длина волны у синего цвета, длинные волны сильнее рассеиваются Кстати, если присмотреться, это небо куда сильнее фиолетовым отдает потому что спектр у звезды другой. На Венере раньше было оранжевое до дистилляции атмосферы. Теперь тоже синее. Ну да ты сама такие вещи помнить должна.
Я гуманитарий, сказала Марта. Ничего никому не должна. Стихи всегда помню с первого раза. Коэффициенты нет. Стихами мне расскажи, тогда запомню.
Я люблю тебя и небо, только небо и тебя, неожиданно для себя самого сказал Глеб. Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.
И тут же смутился, покраснел, а Марта счастливо и удивленно засмеялась.
Неужели твои? спросила она.
Нет, Глеб сел, натянул шорты. Не мои, а поэта Брюсова. Хотя я, может, тоже в душе поэт. Чего смеешься? Поэта легко обидеть! Я вот про тебя сейчас возьму и сочиню, хоть и нелегкое у тебя имя для нашего поэтического ремесла. Вот, слушай.
Марта!
Красота золотого стандарта!
Я бы мог умереть от инфаркта (но не стану, пожалуй)!
Лейся, кварта! Бейся, Спарта!
Ах, Марта, марта (а также апреля, мая, июня), боюсь, не дождусь
Хватит с меня высокой поэзии, сказала Марта, а когда Глеб стал бузить и вставлять в стих Буонапарта, закрыла ему рот поцелуем.
Пойдем поплаваем, предложила она. Дому еще часа полтора дозревать.
Из механического эмбриона уже развернулся маленький на двоих домик, стены тянулись вверх, набирали толщину, молекулы выстраивались в кристаллические решетки. Еще немного и можно будет упасть в кровать, сесть за стол или под душем постоять горячим. Впереди две недели роскошных робинзонских каникул, любви, разговоров обо всем Было у Глеба хорошее такое предчувствие, холодок в животе: Марта настоящая, та самая, с нею всегда будет весело, всегда интересно, а значит и быть надо всегда вместе, зачем же разлучаться и время терять? Вернутся на Землю можно обсудить, как все обустроить побыстрее, где жить в Питере или в Рио.