Долго стоять будем? спросил он у проводницы.
А я почём знаю? огрызнулась она. Приобресть чего хочешь? Иди, успеешь. Вон, видишь, базарчик? Если денежки водятся, сметанкой разживёшься. Я завсегда туточки покупаю.
Фроим спрыгнул с подножки, зябко повёл плечами. Несмотря на ранний час, у небольшого обшарпанного здания то ли вокзала, то ли склада шла бойкая торговля. В ногах у продавцов на газетах была разложена всякая всячина: часы, самодельные зажигалки, подержанные вещи. Хмурый небритый мужик продавал на разлив самогон. Он ловко открывал бутылки, наполняя мутным пойлом один и тот же гранёный стаканчик. «Зараза к заразе не липнет», заплетающимся языком объяснял он недовольным.
Рядом с бутылками, радуя глаз, теснились горки черешни, пучки пузатой редиски, пупырчатые огурчики, глечики со сметаной и творогом. Фроим из внутреннего кармана пиджака достал тряпицу с деньгами слава богу, на месте, обошёл всех стоящих крестьянок, попробовал из каждого глечика. Ах, вкусно! Раздумывая, у кого купить, глянул вправо, словно бы его кто-то приманивал: у деревянной будки худющий парень с пустым левым рукавом пытался открыть огромный амбарный замок. У него не получалось, ключ падал, и парень, чертыхаясь, снова и снова поднимал его с земли. Что-то знакомое почудилось Фроиму в фигуре этого парня, в упрямом наклоне головы, в тёмно-русом кудрявом чубе, свисающем на лоб.
Кто это? быстро спросил он у молодайки в рябой косынке.
Да Сергунька, Аньки Коцюбы чоловик.
И не муж он ей вовсе! прервала её дородная соседка. Так, полюбовник. Привезла его из дальних краёв. Он ничего хлопец, справный, даром что без руки.
К мужицкой работе, конечно, непригоден, добавила молодайка, так он кладовщиком на станции оформился. Хороший, вежливый. Видать, из городских.
А давно он у вас? заволновался Фроим.
Поди уж месяцев семь будет. С Крещенья, ответила дородная и вдруг подозрительно прищурилась. А что это вы, чоловиче, всё выпрашуете и выпрашуете? Может, знаете Сергуньку? Или того хуже из органов будете и вора шукаете?
Фроим засмеялся, махнул рукой и оборвал разговор. Ни в чём он не был уверен, чего же зря людей волновать! Купил глечик густой, как масло, сметаны, сторговал у какой-то бабки туфли в подарок сестре, глянул на криво прибитую к зданию станции вывеску «Вапнярка» и вернулся в вагон. И всю оставшуюся дорогу до Кривого Рога думал: Сенька ли это Пайкин, племянник его родной, или просто похожий на него парень? Да и откуда Сеньке ни с того ни с сего вдруг оказаться на станции Вапнярка, в приймах у какой-то Аньки Коцюбы, когда у него есть родители и куча родственников, которые до сих пор в его гибель не верят!
Фроим засмеялся, махнул рукой и оборвал разговор. Ни в чём он не был уверен, чего же зря людей волновать! Купил глечик густой, как масло, сметаны, сторговал у какой-то бабки туфли в подарок сестре, глянул на криво прибитую к зданию станции вывеску «Вапнярка» и вернулся в вагон. И всю оставшуюся дорогу до Кривого Рога думал: Сенька ли это Пайкин, племянник его родной, или просто похожий на него парень? Да и откуда Сеньке ни с того ни с сего вдруг оказаться на станции Вапнярка, в приймах у какой-то Аньки Коцюбы, когда у него есть родители и куча родственников, которые до сих пор в его гибель не верят!
К вечеру Фроим, так и не придумав ответа, вышел на станции Долгинцево, а оттуда на попутной телеге в полчаса добрался до дома Пайкиных на улице Глинки. После слёз, объятий и вопросов о самочувствии уселись за стол.
Помянем сына нашего, Сенечку, сказал Бенцион. Его одного нет за этим столом. Все с войны вернулись. И вытер ладонью выступившие слёзы.
Соня, как наседка, защищающая своих цыплят, набросилась на мужа:
Сколько раз тебе говорила, Беня, не смей его поминать! Чует материнское сердце, живой он. Зол мир зан фар им![1]
Правильно, Соня! поддержал её Фроим. Никого не слушай, верь только своему сердцу.
Плохо, видно, он знал свою сестру. Та вспыхнула, сузила глаза.
Что это ты, Фроимкэ, вдруг так заговорил? Не споришь со мной Или знаешь что-то о Сенечке? Рассказывай! Соня резко поставила рюмку на стол. На скатерти расплылось бордовое пятно.
Да нет, это я так, Фроим уже не знал, как отвертеться. Просто слышал много разных случаев Всякое бывает Запишут человека в покойники, а он раз! и вдруг домой заявляется.
А после обеда Фроим отозвал в сторонку Бенциона с Яковом вроде бы подымить на веранде и рассказал им обо всём, что видел на станции Вапнярка.
Говоришь, у того парня руки не было? тревожно спросил Бенцион. Получается, что в том госпитале у Сени руку отняли.
Но вся штука вот в чём: нет у меня уверенности, что это Сенька, понизив голос, чтобы его не услышали остальные Пайкины, проговорил Фроим. Вроде похож, а вроде не похож.
Так проверить надо! крикнул Яков. Поехать и проверить!
Тихо ты, балбес, беззлобно сказал Фроим. Конечно, поедем! Только Соне об этом ни звука. Если это не Семён, она нам не простит.
Решили ехать вчетвером, в качестве «тяжёлой артиллерии» пригласили соседа Колю Марченко, здоровяка с пудовыми кулаками.
Мало ли что там будет! Может, у этой бабы родня с вилами!