Гибсон сдерживался, чтобы не цитировать в уме слишком много стихотворений были посвящены любви. Возможно, все.
Он испытал шок, когда однажды заметил, что искалеченные кости бедра срастаются не так, как надо. Если не попытаться исправить ситуацию а для этого необходима дорогостоящая, неприятная и не гарантирующая результата процедура новой ломки костей, он может остаться хромым.
Этель и Розмари Гибсон сказал, что это совершенно его не пугает ничего страшного, если он будет слегка прихрамывать. Однако когда попробовал ходить и обнаружил, как сильно хромает, понял, что недооценил своей беды.
Наконец он вернулся домой. Этель приехала за ним на такси, а Розмари хлопотала по дому и встретила его на пороге коттеджа. Опираясь на костыли, Гибсон проковылял в гостиную, мечтая наполнить душу ощущением своего жилища.
Не получилось. Цвета показались слишком претенциозными, мебель словно выставленной напоказ. Все то, о чем он вспоминал с такой теплотой, оказалось лишь плодом его воображения. Без него сделали какие-то перестановки. Дала о себе знать боль, и он сел.
Не получилось. Цвета показались слишком претенциозными, мебель словно выставленной напоказ. Все то, о чем он вспоминал с такой теплотой, оказалось лишь плодом его воображения. Без него сделали какие-то перестановки. Дала о себе знать боль, и он сел.
Пришла с цветами Джини Таунсенд, поздравила с возвращением домой, и все сделали вид, будто маленький коттедж еще не завален под потолок букетами. Но присутствие девочки повлияло на всех благоприятно. Ее хорошие манеры оказались очень уместны в этот момент.
Вслед за дочерью явился отец в домашней одежде. Белая майка облегала мускулистый торс и подчеркивала загар рук и шеи. После обитателей больничной палаты он показался почти неприлично здоровым и могучим.
Досадно, что такое случилось, произнес он. Пол уже дважды это говорил, когда навещал Гибсона в больнице. Ну, что было, то было проехали. О, Рози, спасибо.
Розмари дрожащими руками подавала ему чай.
В этом женском цветнике о тебе позаботятся не хуже, чем обо мне в моем. Смуглой рукой он взял чашку с чаем.
Посадили под крылышко и пылинке не дадут сесть. Полное обслуживание. Гибсон кивнул, принимая бледной рукой у Этель кусок бисквитного торта. Такой торт она всегда считала деликатесом, а он, хоть и любил, считал сахарную глазурь на нем излишеством.
Кстати, об обслуживании продолжала сестра. Я сейчас о миссис Вайолет. По-моему, ее услуги не стоят таких денег.
Но если вы обе поступите на работу, кто будет сдувать с меня пылинки? возразил Гибсон.
Мы пока никуда не устраиваемся, поспешила ответить Розмари. И не собираемся, пока вы совершенно не поправитесь. Она сидела на краешке стула, и ее манеры напоминали поведение новой в доме служанки, которая хотела как можно скорее определить свое место и всем понравиться. Гибсона так и подмывало ей сказать: «Расслабься и располагайся поудобнее, Розмари, ты в своем доме».
Мне вообще не нравится оставлять без присмотра иностранку, продолжила Этель. За ними нужен глаз да глаз. Все они со странностями. Из дома пропадают вещи. Не успеешь обернуться холодильник пуст.
Вайолет работает у нас больше года, вступила в разговор Джини. Очень хорошо убирается.
Да, но у вас есть ты и твоя бедная бабушка. А у нас такой дом ничего не стоит содержать в порядке. Я много лет убирала квартиру и работала. Нас теперь две обе здоровы и в силах. Так что вся эта домашняя работа раз плюнуть.
Рози совсем поправилась, сказал Таунсенд.
Глаза Джини блеснули.
Мне нравится миссис Вайолет.
Пустая трата денег, не отступала Этель. Я предпочитаю все делать сама.
Гибсон жевал бисквитный торт и с досадой думал, что не решится спросить у сестры, как долго она намерена оставаться в его доме. Разве можно так поступить после того, что Этель сделала для него и Розмари, все бросив и примчавшись на зов? У него не повернется язык попросить ее уйти. Уйдет не она, а Вайолет.
А стулья останутся стоять по-другому, и его это раздражает. Меню будет включать бисквитный торт и другие любимые блюда Этель. Розмари так и не станет хозяйкой в собственном доме. Этель будет ночевать на второй кровати в комнате его жены.
Гибсон почувствовал угрызения совести. И поразился собственным мыслям. Какой же он низкий, себялюбивый! И глупый. Тридцать два вычесть из пятидесяти пяти будет двадцать три. И сколько бы ни заниматься этой арифметикой, результат не изменится. У него есть свое место, кровать, уютная комната с книгами. Неблагодарный! Живешь в прекрасном коттедже с двумя преданными тебе женщинами, которые жаждут позаботиться о тебе. Скажи спасибо и навсегда выброси из головы дурацкую мысль, что нынешний Кеннет Гибсон предназначен для любви к женщине и может быть ею любим другой, а не сестринской любовью. Все славно! мысленно прикрикнул он на себя. Просто восхитительно! Безоблачные дни он станет проводить в атмосфере благожелательности и благодарности.
Пол Таунсенд поднялся и потянулся. Он пышет здоровьем! Сказал, что ему пора он еще не достриг свой плющ. И на прощание улыбнулся Розмари.