Он расположен у Амальфитанского побережья, напротив курортного городка Позитано.
Дягилев однажды сказал, что Позитано единственная вертикальная деревня, какую он когда-либо видел, и действительно, дороги там были не чем иным, как крутыми лестницами, переплетавшимися во всех направлениях между домами. В первый же вечер в этом убедился и Абдуллах Амин, ибо счастливыми обстоятельствами совсем не долго блуждая, он сразу добрался именно туда. Сняв за небольшую плату хижину у одного из местных жителей и случайно выглянув из окна, муфтий-путешественник увидел необитаемый скалистый остров в нескольких милях от побережья. На следующее утро он спросил о нем у Михо (так звали арендодателя, предоставившего Абдуллаху дешевые аппартаменты), и тот рассказал, что это был самый крупный из трех островов Ли Галли, а два поменьше не видны. Острова принадлежали балетному танцору, «какому-то там татарину». «По-моему, он использовал их только для весенней перепелиной охоты».
Совсем не долго доказывая, что он совладелец архипилага (уплатив Махо чуть больше чем стоило за информацию) Абдуллах Амин взял лодку и с сопровождающим отправился на серый каменистый остров, на котором не было никакой растительности, кроме опаленных солнцем кустарников. На расстоянии распростерся залив Салерно, и в целом вид вдоль моря был великолепен. К югу располагался Пестум, на северной стороне три высокие скалы острова Капри
Прибыв на него, муфтий понял, что ничуть не разочаровался в своём парткнере.
Абдуллах Амин чувствовал, что здесь мог бы найти уединение, в котором так нуждался, откажись он от изнуряющего давления избранной им профессии. Он решил даже, что однажды порвет с духовной жизнью и сделает вместе с Рудольфом Нуреевым его свои домом.
Оглядывая остров, Абдуллах Амин сразу понял, для чего на самом деле он был нужен. Если бы Рудольф Нуреев совершил покупку с целью, о которой щебетали соседи с деревеньки, их отношения расстроились бы и дорожки разошлись, потому что тогда у сомнивающегося Абдуллаха Амина не было бы сомневаться в его полном и окончательном сумасшествии.. Он обнаружил острова совершенно ни к чему не пригодными. Видимо из-за того, что цель покупки сей горы камней Рудольфом Нуреевым установить не удается, соседи и сочиняли сказки про охоту на бедных птичек.
Всякий раз, когда Рудольф Нуреев был свободен от профессиональных обязательств, он все больше и больше времени проводил на островах Ли Галли, совершенствуя и сооружая все, что способствует хорошему отдыху. Не так давно он занялся строительством каменного коттеджа на самом южном конце острова.
Может быть, это было причиной того, почему он, несмотря на все трудности, появился на горизонте практически сразу, как Абдуллах Амин успел этот остров вычислить.
Он буквально летел по направлению к дому, окрыленный новой архитектурной идеей и был бы обескуражен, завидев издалека несущегося к нему с мальчишеской искренностью муфтия.
Абдуллах Амин гулял на острове в это время и, увидев как огромный корабль Рудольфа Нуреева приближается к нему: бросился бежать на встречу.
Но скорее всего, этого не произошло, или же советский танцор совершенно не беспокоясь о чувствах опешевшего любовника (следует предположить), которого он пролетел, не узнав, ворвался в дом и стал решительно выбрасывать в море большую часть обстановки и архивные бумаги. Эгоцентричный танцор обустраивал тут свой собственный мир, с турецкими изразцами и с арабской вязью, не пришедшиеся ему по вкусу начинания бывшего хозяина Мясина решил уничтожить незамедлительно и именно сейчас, будто все они являлись угрожающим его жизни компроматом. Девиз Нуреева был следующий: «Хочу опустить уставшие ноги в теплое море». На архипелаге Ли Галли ему это, наконец, удалось. Но его бывший хозяин оставил о себе сшишком много воспоминаний, они пронизывали воздух и мешали именитому танцору расслабляться и сосредоточаться на том, чего ему хотелось: растворяться, уходить в полную прострацию и нормально медитировать, наконец. Посему, эти приезды Рудольфа Нуреева на острова со временем и стали походить на грабеж какими-нибудь печенегами русских селений. Даже будущие «новые русские», в девяностые, обзоводясь доходными точками, а потом и спецназовцы для их рейдерских захватов смогли перенять у Рудольфа Нуреева достаточно опыта.
Как только ему это, хотя и опять частично, удалось и он немного пришел в себя, он, наконец, заметил Абдуллаха Амина. Муфтий уже пожалел о том, что он сюда приехал и задавался вопросом: уж не он ли причина странного всплеска эмоций друга? Хотя он давно стоял в одной комнате с ним недвижим и незаметен, как мебель.
Что-то случилось? тихим и робким голосом спросил он.
В ответ Рудольф Нуреев начал раздеваться. Абдуллах Амин, приподняв голову, с тошноватым, колющим иголками кожу интересом наблюдал за тем, как он сдирает с себя рубашку, сбрасывает туфли и выступает из брюк. Нижнего белья на нем не было. Он немного постоял так перед муфтием волосатый, возбужденный, с тонкими руками и брюшком, потом опустился на колени и провел по груди Абдуллаха Амина ладонями. Абдуллах Амин не смотрел на него. Он снова пялился в потолок, по которому шествовали, хоботами к хвостам, слоны, и чувствовал, как губы Рудольфа Нуреева уже заскользили по его животу. На миг его охватил испуг. Сердце Абдуллаха Амина затрепетало. Этого не может быть. Этого не может. Однако он остался неподвижным и не мешал происходящему.