А ты, Стасов даже не попытался возмутиться от такого запанибратства, Стасов Иван Николаевич; стало быть, Ваня. Ну что, Ваня, будем говорить?
О чем? разлепил губы Стасов.
Федя буквально отскочил от него такой жуткий запах вырвался из открытого рта «непотопляемого» вместе со словами. При этом он бросил выразительный взгляд на малыша, на Валеру, но тот только пожал плечами.
О Хозяине будем говорить, Ваня, ответил почти радостно Федя, о твоем Хозяине. О том, где и когда вы встречаетесь с покупателями.
Вы ошибаетесь! исторг в ужасе очередную порцию вони Стасов.
В чем ошибаемся? Может ты не Ваня Стасов?
Не тот? всполошился детина, мочить будем?
Бандитского жаргона замминистра практически не знал, однако догадался, что «мочить» его будут не водичкой.
Нет, дернулся он голым задом на полу, уже не обращая внимания на мерзкий запах, я действительно Стасов. Но я не знаю никакого Хозяина и никаких покупателей. Если вы имеете в виду премьер-министра
Нет, перебил его с улыбкой Топор, он же Федя, я имею в виду не его. Я имею в виду Николая Яковлевича Куделина.
Стасов опять дернулся всем телом.
Достаточно имени Хозяина, жестко продолжил Федя, или назвать по именам арабского султана или японских банкиров или американца?
Иван Николаевич дернулся совсем уже судорожно, но рта не открыл.
Понятно, нейтральным голосом произнес Федя, поворачиваясь к Леше с Валерой, Хозяина он боится больше, чем нас. А с нами даже говорить не хочет.
Мочить будем? опять обрадовался Макс.
Нет, ответил теперь с улыбкой Федя, кино будем смотреть.
Какое кино? отвисла челюсть у парня.
Интересное кино, Максик, Федя теперь кивнул малышу, несите телек.
Валера вышел вместе с Максом. Вернулись они очень быстро, видимо телевизор и видеомагнитофон, которые они внесли, стояли за дверью. Аппаратура была дорогой, фирменной «Панасоник». Такой же небольшой телевизор стоял у Стасова на кухне. Ему вдруг стало страшно, а в прямой кишке зазудело сильнее и требовательней. Однако остатки цивилизованности еще не покинули заместителя министра; он не решился при посторонних почесать в срамном месте, лишь поерзал им по полу.
Федя заметил его телодвижения, усмехнулся и кивнул Валере:
Запускай!
Малыш протянул шнур к розетке, подключил «Панасоник» и ловко вогнал кассету в жадную пасть видеомагнитофона.
От первых кадров фильма у Ивана Николаевича больно стиснуло сердце. Впервые он видел себя на экране таким жалким, беспомощным, сидящим на стуле посреди этой комнаты. Но это было только прелюдией настоящих страданий. В кадре вдруг появились два звероподобных молодца, один из которых грубо стащил Стасова на пол. Другой склонился над ним, начав расстегивать свой ремень. Стасов на экране неумело отбивался. Второй тот, что сейчас сидел голым задом на полу, безуспешно пытался зажмурить глаза, чтобы не видеть, как два бугая достали два естественных орудия насилия и взялись за него; один спереди, другой сзади. Не видеть, как сам он извивался подобно дождевому червяку, насаженному на крючок, от боли А потом Иван Николаевич не верил собственным глазам, которые так и не удалось закрыть застонал от наслаждения. Последнее отключило его сознание.
Вернули Стасова в пустую комнату слова Феди, вернее одно слово, стоящее и этой кассеты, и всех его неправедно нажитых богатств. И слово это было «Йоркшир». Именно там, в далеком английском графстве, учились его внуки самое дорогое, что было у него.
И вот идет в этой школе урок скажем математики или физики. Учитель ставит учебный фильм. И что видят все? Незнакомого мужичка трахают два других. А мужичок-то очень даже знакомый; мужичок дедушка наших учеников, Мишеньки и Раечки
И вот идет в этой школе урок скажем математики или физики. Учитель ставит учебный фильм. И что видят все? Незнакомого мужичка трахают два других. А мужичок-то очень даже знакомый; мужичок дедушка наших учеников, Мишеньки и Раечки
Не надо, простонал Стасов, я все расскажу.
Все расскажешь, согласился Стасов, иначе Мишеньке и Раечке будет не до кино. Детишек ведь можно привезти сюда Что с ними будет?
Он повернулся к Максу. Тот предсказуемо предположил:
Мочить будем?..
Иван Яковлевич рассказывал недолго. В общем-то, главное можно было выложить за две минуты: переговоры пройдут в подземном бункере Куделина, что под дачей на окраине Нахабина в один день, второго сентября. С американцем в двенадцать часов ровно, с японцами в четырнадцать, с арабом в шестнадцать ноль-ноль по московскому времени. Но Иван Николаевич очень старался, поэтому рассказ занял больше десяти минут.
Федя одобрительно кивал.
Молодец, похвалил он, когда Стасов наконец замолчал, если не наврал, конечно.
Заместитель министра порылся в памяти, выискивая клятву пострашнее, а главное соответствующую его представлениям о собеседниках:
Гадом буду! выпалил он, наконец.
Будешь, пообещал Федя, и не только гадом если хоть в одном слове соврал.
Иван Николаевич залез в память поглубже и выдал еще один шедевр:
Век воли не видать!
Ого, уважительно откликнулся Макс, он по фене почище Япончика ботает.
Федя решил, что Стасов заслужил послабление режима. Он освободил руку «непотопляемого» от наручников и рывком поставил его на ноги. Топор с подозрением осмотрел место, которое уже успел согреть Стасов и одобрительно кивнул: