Олени! облегченно выдохнул Кеша, а про себя подумал: «Мясо!», но вслух этого не сказал, потому что они весь день искали его, мясо для пельменей, но теперь он уже сомневался, что это вообще нужно было делать
Ночью сквозь сон Кеша услышал знакомый басок Фёдора Иваныча, который рассказывал что-то про муку и евражек, а Паша картаво выговаривал ему злым голосом. Затем в палатку пролезло что-то мокрое, напевающее себе под нос арию из неизвестной Кеше оперы, остро пахнущее псиной и ношеными портянками, это Шаляпин, сняв сапоги, шевелил в темноте сопревшими пальцами, жмурясь, как кот, а потом нашарил за печкой коробок с сухими спичками, прикурил, осветив нутро палатки каким-то багряным мефистофелевским светом и, блестя глазами, пророкотал:
Вам привет от «каменных людей», вьюноши! У них там светло и чисто!
Он блаженно откинулся на спальник и пустил толстую струю дыма в провисший потолок палатки.
Так жрать хочется! Ну, где ваши пельмени?
«Он же к балбесам своим каменным ходил, чокнутый!» подумал Кеша и, не ответив Фёдору Иванычу, опять уснул.
1985ПЁСЬЯ ДЕНЬГА
Однажды император российский, объезжая свои
северные территории, остановился на свежесрубленном мосту через быструю речку,
наклонился через перила, заглядевшись на бегущую
воду, а из кармана у него выпал кошелёк с деньгами,
и на дно. И генералы, и служки, и простые люди,
сопровождавшие его, бросились спасать
государевы деньги. Но император, недовольно поморщившись, лишь махнул рукой в белой перчатке:
Пёс с ней, с деньгой!
Мишка Фирсов работал в аэропорту на автопогрузчике. Аэропорт был маленький, как и сам арктический посёлок, но работы хватало: в сутки два московских рейса, десяток местных, да спецрейсы ещё, да залётные. Мишке работа нравилась, авиация нравилась тоже, носил серебряную птичку на ушанке. Жил он с женой в аэропортовской гостинице, в маленькой комнатушке. Наталья тоже работала в аэропорту в метеобюро. На север она приехала сразу после техникума, молоденькая и глупенькая потому, может, и приехала, что не понимала, куда едет. Правда, поначалу жилось ей весело и беззаботно: лётчики народ без предрассудков. Но где беззаботность, там и ветреность, и, угадав это, она удержалась от опрометчивых шагов, а в мелькании золотых дубовых листьев и нашивок углядела как-то маленькую Мишкину птичку, углядела и прочную земную профессию, и спокойный характер, а может и ещё что, чего другим вовек не разглядеть. Несколько лет жили они хорошо, чинно, душа в душу, потом как-то незаметно души их разъединились, и осталась одна чинность.
Так и пошло: Наталья в метеобюро, на верхотуре, а Мишка внизу, «зилок» свой знай по территории гоняет. Летом с грузом, зимой полосу расчищает. Работа, конечно, не то, что у Натальи, но тоже нужная. К тому же времени свободного навалом. Плохо только, что девать его некуда, нечем в посёлке заняться, особенно зимой в полярную ночь, тут хоть волком вой. И то пробовал, и это неинтересно, не тянет и всё. Ну и, понятно, прикладывался частенько с приятелями. Как без этого. Только бывало от этого ещё хуже: тут жена насмерть запиливала.
По пьянке кто-то надоумил его охотой заняться, понарассказал всяких баек да случаев, и с людьми и с животными. Мишка тут же купил ружьё и даже сходил пару раз на зимних куропаток, но охота оказалась делом хлопотным, не таким легким и весёлым, как в рассказах: ходьбы да беготни много, иногда и на пузе поползаешь, а толку чуть, по полторы штуки на ствол, и жалость какая-то появилась по первости, потом ещё Наталья незаметное словцо кинула, в общем, ружьё Мишка забросил и о нём почти не вспоминал.
И вот как-то раз, перед навигацией, когда самая бестоварная гнетуха, приходит к Мишке знакомый его, Иван, водитель с «газика», и прямо с порога, захлёбываясь, выкладывает, что спустили директиву провести мероприятия по ликвидации бродячих собак, и что Степан Филиппыч из исполкома попросил его, Ивана, разузнать, поспрашивать среди охотников, мол, может, кто и согласится пострелять от нечего делать. Дело-то добровольное, не каждый на собаку ружьё поднимет.
Правильная директива, кричал Иван, хотя и жалко, конечно.
Ну, жалко, Мишка никак не мог понять, куда приятель клонит.
А тот, возбуждённо размахивая руками, сыпал дальше, что за эту, значит, работу председатель райисполкома даст записочку в пушной магазин, а та-ам, чего только нет!
Мишка и сам знал, что в «пушном» магазине охотники по справкам из «Заготпушнины» могли получить какой угодно дефицит, и даже импортную дублёнку.
Ну-ну? уже с интересом спросил Мишка.
Тут я и говорю: есть у меня корефан! С ружьём! Обмывали-то, помнишь? И парень ты, говорю, что надо, свой в доску. В общем, бумажку он для тебя даст разрешение. Сам понимаешь, мало ли дураков на свете, привяжутся ещё. Ну что, Михаил Петрович?
Светло-коричневая дублёнка, как живая встала перед Мишкиными глазами. «У Наташки дублёнка есть, с материка. Расшитая вся загляденье. А я в казённом рядом с ней вахлак вахлаком».
Согласен!
Ну, тогда с тебя пузырь, а я поехал.
Ударили по рукам, Иван вышел.
Ваня, Ванька! кричал Мишка в форточку, Ты мне только сегодня разрешение-то привези! Понял? Сегодня! Я тогда в ночь и выйду!