Автомобильная колонна, соблюдая полное спокойствие, держа между машинами установленную дистанцию, не прибавляя скорости, шла по понтонному мосту. Не шевелясь, будто застыв, стояли на понтонах солдаты, шуршали по настилу резиновые шины, а в голове стояло: «Пронесет или нет? Почему так медленно ползут??». И на душе сразу стало так легко и радостно, когда наша машина съезжала с моста и въезжала на крутость дороги, когда шофер по знаку полевого жандарма увеличил ход «Пронесло».
Часто приходилось наблюдать как немцы совершают непростительные ошибки, которые потом принесут им [же] непоправимое зло! Так, например, одно время они отпускали на свободу всех военнопленных латышей пусть себе разойдутся по домам! Если бы знали немцы, сколько самых отъявленных большевиков отпустили они, и сколько среди них было не-латышей!?.. Я сам встретил такую компанию военнопленных: весело и задорно смеясь, переговариваясь между собою на чистейшем русском языке, они, радостные и довольные, спешили, очевидно, уйти в леса и начать партизанить. А в штабе дивизии отвечали: «Таков приказ бефэль ист бефэль!»[915]
Много пришлось пережить разочарований угасла вера в немцев. Не уничтожить им большевизма, не спасти им от этого зла нашу Родину
Много пришлось пережить разочарований угасла вера в немцев. Не уничтожить им большевизма, не спасти им от этого зла нашу Родину
Как-то вечером, когда я уже подумывал об отдыхе, мотоциклист привез мне какую-то книжонку и передал просьбу нашего оружейного мастера прочесть и перевести ему ее. Оказалось, что в руки его попал какого-то сложного устройства советский кипятильник и при нем была эта книжка. В инструкции подробно указывалось как обращаться с кипятильником, его устройство, сборка и разборка. Просидев до поздних часов, я с помощью словаря (который всегда был при мне) сделал вкратце перевод инструкции на немецкий язык. Кипятильник оказался отличным, и оружейный мастер очень его одобрял.
Как я уже говорил, советские партизаны очень беспокоили немцев, постоянно нападая на их мелкие воинские части, на одиночных людей, на отдельные автомобили, взрывая мосты, разбрасывая по дорогам искусно замаскированные мины-«тарелки», и нанося где только возможно вред и расстройство. Уже после моего отъезда, я узнал о ранении майора Шайбе, который, будучи в автомобиле, наскочил на такую мину. Однажды несколько офицеров и я поехали в ближайшее местечко на двух машинах: на обратном пути вечером, проезжая по лесной дороге, мы наткнулись на баррикаду, а когда вышли чтобы разобрать ее и проехать, были обстреляны партизанами, на выстрелы коих ответили продолжительной стрельбою.
Литва и Латвия были пройдены в две недели и к 7 июля мы подошли к латвийско-русской границе.
С понятным волнением и многими переживаниями вступил я на искони древнюю родную землю в Псковскую губернию После долгих лет, проведенных на чужбине, снова очутиться на Родине!!..
Но в первый же день пришлось мне пережить много разочарований и на душе сразу же стало тоскливо, тяжело и пусто
В Литве и Латвии отношение к жителям, как я это сейчас увидел, сразу же при вступлении нашем в Россию, оказалось было совсем иное, нежели здесь, теперь!.. В каждом литовском и латвийском населенном пункте по распоряжению начальства я обращался к жителям со словами, что немцы пришли освободить их от большевиков, вернуть им их самостоятельность, помочь им во всем. И прежде всего, они разрешали и приветствовали появление национальных флагов. Ничего от них не отбирали; что требовалось просили добровольно продать и немедленно платили по хорошей цене, германскими марками, которые население очень охотно принимало. Обращение всегда было самое вежливое, корректное.
Приятно было все это видеть, и заранее я уже предвкушал удовольствие и радость замученного, затравленного, обнищавшего при советском правительстве русского обывателя, когда он встретит немцев и почувствует всю разницу своего бытия у большевиков и у немцев. Но не тут-то было!!
Вывесить на радостях вместо красного, с серпом и молотом, бело-сине-алый русский флаг не разрешалось. Систему колхозов приказано было пока оставить. Свиньи, телята, коровы и лошади, не говоря уже о домашней птице, а также все молочные продукты и зелень отбирались, не взирая часто на убедительные просьбы оставить последнюю, единственную кормилицу-корову
«Все врут! Собственности у них нет, все общее, колхозное, коммунистическое. А потому бери все что хочешь и, конечно, бесплатно!». Так рассуждали теперь добрые «освободители от большевистского произвола» немцы, и тащили все, что хотели
Когда я, изумленный и едва сдерживающий себя от гнева и стыда за «освободителей», обратился за помощью к майору фон Шайбе, тот развел руками и сконфуженно произнес: «Ничего не могу изменить таковы распоряжения и инструкции высшей власти!». И уже не сдержавшись, в присутствии некоторых офицеров, в том числе майора фон Шайбе и хауптмана Вольфа, я воскликнул: «Бедная Россия это будет то же, что и при большевиках». А позже, в разговоре, я всеми силами старался убедить своих немцев, что такими действиями они лишь портят себе и ничего не добьются: русские начнут жестоко сопротивляться и оборонять свою Родину «Вот увидите еще один месяц, и мы будем в Петербурге и в Москве!», таков был их гордый мне ответ.