Ты ведь родом из леса, как моя сестра Май, а я никогда не позволю обидеть ни одну девушку из Кабаньего Лова, – беззаботно проговорил он, пытаясь скрыть смущение: Брид в его объятиях после того наваждения, коему стала невольной свидетельницей.
Девушка прильнула к нему. Какой же маленькой и беспомощной она себя чувствовала! И даже чуть-чуть смешной – ну, в самом деле, не смешно ли черпать силу из простого мальчика. Всю эту ночь они то засыпали, то просыпались, со страхом прислушиваясь, не вернулся ли поисковый отряд. Однако начало светать, а кеолотианцы не объявились. Ренауд все так же цеплялся за щели в полу, пальцы у него побелели от напряжения.
– Я больше не могу! Внизу волки, черногривые волки. Рэвик, я же говорил тебе, не надо облагать народ такими налогами, это добром не кончится. Погляди только, что со мной сталось! Брат, послушай меня. Я говорил, что они люди хорошие, ничем не хуже остальных бельбидийцев, а ты допустил, чтобы королевство распалось на два лагеря. Помоги мне, Рэвик, помоги. Не дай им сбросить меня со стены волкам на растерзание!
– Ему мерещится, будто он в Торра-Альте, – завистливо протянул Пип. – Эх, мне бы такой дивный сон.
Рог протрубил сигнал тревоги, и двор над темницей наполнился стуком подков и топотом бегущих ног. У Брид сердце готово было выскочить из груди. Халь где-то здесь, рядом. Для нее близость возлюбленного воспринималась, как если бы по замку расходился гул магии, дрожь, отдающаяся в самих каменных стенах, как будто воздух кругом пел – рунный меч близко.
– О, Великая Мать, – промолвила девушка, прикладывая ладонь к каменному полу, – благодарю Тебя за это прозрение.
Как же она скучала по этому дару! После смерти Морригвэн подобные способности словно утекли от нее. Сокровенное знание того, как движется мир, было утрачено – и Брид оплакивала потерю. Но ни она, ни Керидвэн не жаловались вслух. Не сговариваясь, они инстинктивно поняли: народ не должен заподозрить, что Жрицы лишились силы. И потому обе – и Дева, и Мать – сокрыли свою внезапную слабость под покрывалом апломба.
Брид, затаив дыхание, вслушивалась, не раздастся ли голос Халя, Кеовульфа, Кимбелин или Абеляра – но тщетно. Кеолотианцы кричали только о могучем мече.
– О, Великая Мать! – снова выдохнула Брид, но теперь уже в ужасе. – Они нашли меч, но не Халя.
А что же с Халем? Девушка сгорала от тревоги, эмоции готовы были захлестнуть ее. Опустившись на колени, она помолилась за своего любимого. Должно быть, он все еще томится в плену жутких кошмаров. В мозгу промелькнуло острое, как нож, видение: вот Халь стоит на бранном поле, сражаясь не на жизнь, а на смерть – одна рука уже бессильно повисла, рассеченная вражеским ударом, пред глазами – острие меча рыцаря в тяжелых доспехах…
От нового взрыва воплей мысленный образ померк.
Не успел отстучать звон подков первого отряда, как на подъезде к замку уже снова гремели копытами кони, звонко пели рожки. Вот топот копыт уже гулко отдавался на подвесном мосту, вот со двора раздались неистовые крики. Брид со всех сил старалась разобрать, о чем идет речь. Пип помрачнел.
– Война? Девушка кивнула.
– Барона Кульфрида призывают к оружию.
– Против Бельбидии?
Она снова кивнула.
В замке поднялась суета. Про пленников все вдруг напрочь позабыли. Брид сидела в углу, рассеянно засовывая палец в дыру на башмаке и снова вытаскивая его. В горах башмаки долго не живут, а за последние месяцы ей пришлось много ходить. Что же делать? Халь, нужен Халь! Брид чувствовала, что больше не может принимать решения в одиночку. Способность судить и выносить решения у нее уже не та, что раньше. Девой-Жрицей она обладала прозрением, более глубоким пониманием хода событий, чем у простых смертных, и потому знала, что всегда сделает правильный выбор. Но теперь – теперь она в этом смысле ничем не отличалась от Пипа.