Турки последовали его совету; и, благодаря своему своевременному вмешательству еще до приезда нового французского посла, сумели к 22 апреля устранить первоначальную причину спора, а именно вопрос о Святых местах.
Было решено, что ключ от церкви в Вифлееме и серебряная звезда не будут убраны, а их присутствие не даст никаких новых прав; привратником по-прежнему останется грек, но он не должен будет отказывать людям других вер в посещении церкви; греков, армян и латинян следует допускать к гробнице Девы Марии именно в этом порядке, и ни в каком ином; монастырские сады Вифлеема должны оставаться под совместной заботой обеих ветвей христианства, а ремонт куполов храма Гроба Господня должны производить подданные султана в соответствии с существующим планом, правда, окна зданий, выходящие на террасу, должны быть заложены. Таким образом, спор монахов и черногорцев был решен; казалось, Европе гарантирован мир.
Однако девять дней спустя Меншиков получил новые депеши, в которых сообщалось, что французский флот направился к Саламину. Подчиняясь настойчивым требованиям своего господина, русский посланник потребовал от турецкого правительства договора, гарантирующего православному духовенству и церкви в Османской империи сохранение всех их древних привилегий и всех преимуществ, дарованных другим христианским конфессиям.
Подобный договор, по словам турецкого министра иностранных дел, «дал бы России эксклюзивный протекторат над всеми православными людьми, их духовенством и их храмами».
С любой проблемой православный епископ (а в Турецкой империи епископы являются в первую очередь политиками, а уж потом духовными пастырями) должен будет обращаться к русскому царю, который получит предлог в любой момент вмешиваться во внутренние дела Турции. Благодаря этому внутри империи возникнет своя империя, которую можно сравнить с вмешательством римского папы в английскую политику во времена Плантагенетов, а существующий французский протекторат над сравнительно небольшим числом католиков в Турции превратится в ничто.
Царь был всегда под рукой; он стоял во главе своих армий и флотов; православных подданных у султана легион, а те, кого обычно называют греками, потому что они принадлежат к православной церкви, на самом деле славяне, родственные русским.
Турецкое правительство проконсультировалось у лорда Стратфорда, какова будет политика Великобритании, и решило отказаться от подписания договора с Россией. А тем временем, уладив вопрос со Святыми местами, царь оказался в гораздо худшем положении. Его стали считать человеком, желающим поссориться со своим соседом. Меншиков, не умеющий отступать, повторил условия, отправив турецкому правительству свои условия в виде конвенции, которую оно должно было подписать.
Британский посол, ставший реальной силой за турецким троном, посоветовал проявить твердость, а в личной аудиенции с султаном сообщил ему, что в случае опасности британская Средиземноморская эскадра будет находиться в полной боевой готовности.
Меншиков предпринял еще несколько попыток добиться согласия от султана и его министров, вызвав тем самым правительственный кризис в Стамбуле. 18 мая он получил устное заявление Мустафы Решид-паши, нового министра иностранных дел, об отказе предоставить протекторат над греческой церковью в Турции, которого требовал царь. Напрасно пытались представители трех других держав, присоединившиеся к выражению Меншикову своих сожалений по поводу опасного ухудшения русско-турецких отношений, убедить его уступить. Он согласился лишь принять обещание протектората, выраженное в виде ноты, но никак не в форме конвенции или договора.
Меншиков предпринял еще несколько попыток добиться согласия от султана и его министров, вызвав тем самым правительственный кризис в Стамбуле. 18 мая он получил устное заявление Мустафы Решид-паши, нового министра иностранных дел, об отказе предоставить протекторат над греческой церковью в Турции, которого требовал царь. Напрасно пытались представители трех других держав, присоединившиеся к выражению Меншикову своих сожалений по поводу опасного ухудшения русско-турецких отношений, убедить его уступить. Он согласился лишь принять обещание протектората, выраженное в виде ноты, но никак не в форме конвенции или договора.
Турецкое правительство отвергло его ультиматум, и русский посланник, со всем штатом своего посольства, покинул Стамбул. Царь, выслушав его, решил, что всему виной неуступчивость лорда Стратфорда, и завалил европейские дворы жалобами на британского посла. Эти жалобы, впрочем, не были беспочвенными, ибо последний, как говорят, открыто хвастался, что Крымская война стала местью царю за отказ его принять.
Царь признавал, что султана подталкивал к войне Великий Элчи, но он никак не мог поверить, что британское правительство, во главе которого стоял его друг Абердин, или британский народ позволят своему послу втянуть Англию в войну. Тут Николай I ошибся, хотя тщательное изучение недавней истории могло бы укрепить его в этой фатальной ошибке.
Британский народ почти всегда являлся загадкой для иностранных государственных деятелей; а публичные выступления того времени, как никогда ранее, способствовали маскировке его настоящего характера. За два года до описываемых событий последователи Кобдена[51], празднуя триумф свободной торговли, заявляли, что Всемирная выставка ознаменовала собой конец всех войн и что «британский лев» будет теперь спокойно лежать рядом с «манчестерской овцой». В 1853 году британский народ уже сорок лет жил мирной жизнью, и выросло целое поколение, которое знало об ужасах войны только из книг. Этот факт представлял собой знак не надежды, а, скорее, опасности; ибо в наши дни мы узнали, что, когда уже не осталось людей, которые лично участвовали в Крымской войне, народ снова стал мечтать о большой колониальной кампании.