До этого британское правительство держалось подальше от проблем между Францией, Россией и Турцией: для вмешательства Британии не было особых причин. Великобритания не выступала ни защитницей римских католиков, ни православных на Ближнем Востоке; и, как самое крупное торговое сообщество в мире, она больше всех стремилась к миру. Премьер-министр того времени лорд Абердин был не только сторонником мира, но и другом Николая I, которого он встречал в Лондоне девятью годами ранее. Тогда царь и будущий премьер-министр, а в ту пору министр иностранных дел Великобритании, обсудили восточный вопрос; царь заявил, что желает достичь взаимопонимания между двумя странами. Был подписан меморандум о предполагаемых общих интересах Великобритании и России на Ближнем Востоке; царь уехал домой, оставив у англичан уверенность в том, что он человек слова, которому можно безоговорочно доверять.
Соответственно, когда его друг стал английским премьер-министром, царь не сомневался в его поддержке; и через месяц после того, как был сформирован кабинет во главе с Абердином, Николай I, беседуя с британским послом в России Гамильтоном Сеймуром о Турции, сказал: «У нас на руках больной человек, очень больной человек (так он назвал Турцию); и скажу вам откровенно, будет очень плохо, если однажды он от нас ускользнет, особенно до того, как будут завершены все приготовления».
Николай I осуждал мечты своей бабушки Екатерины II о расширении территорий России за счет Турции, но, напомнив о своих правах и обязанностях по отношению к христианским подданным султана, предложил, чтобы, в случае раздела Турецкой империи, Сербия и Болгария получили такую же форму управления, как Дунайские княжества, а Египет и Крит перешли под власть Великобритании. Что касается Стамбула, то Николай I заявил, что не позволит закрепиться в нем Великобритании, но и сам его не аннексирует; что касается временной оккупации турецкой столицы, то это другой разговор.
Однако политические увертюры царя были вежливо отвергнуты Лондоном. Гамильтон Сеймур заявил, что единственное, что нужно Великобритании, это Египет, ибо через него идет весь транзит в Индию; в других турецких территориях она не нуждается. Не верил Абердин и в то, что конец Турции близок. И тут он оказался прав.
Но хотя желание царя сотрудничать с Великобританией и его дружба с главой английского правительства, казалось, предвещали сохранение хороших отношений между двумя странами, послом, которого британский кабинет отправил в Константинополь, стал человек, больше других ненавистный Николаю I. Лорд Стратфорд де Редклифф играл огромную роль в извилистой политике Леванта. Мы видели, как он властно вмешивался в дело Греции; а в Стамбуле сумел добиться большого влияния. Царь однажды оскорбил его, отказавшись принять в качестве посла в Петербурге; и это оскорбление, похожее на то, что получил Наполеон III, усилило противодействие Великого Элчи (Великий посол так его называли турки) российским планам. В те дни послы были совсем не похожи на тех, в кого они превратились в наши дни, клерков на конце телефонной линии. Лорд Стратфорд не просто выполнял инструкции; иногда он их игнорировал, а пока сомневающийся кабинет министров в Лондоне решал, что делать, он уже творил историю, окончательно и бесповоротно.
Однако этот «великий посол» был не только «голосом Англии на Востоке», он стоял за спиной дрожащих турецких министров и пробуждал в них храбрость, давая свои советы, и они уходили от него мужчинами и государственными мужами.
Еще до своего приезда в Стамбул 5 апреля 1853 года российский посол Меншиков уже раскрыл перед турецким правительством реальный размах своей миссии, которая выходила далеко за пределы вопроса о Святых местах. Россия, устами своего посланника, предложила Турции предоставить ей в помощь русский флот и 400 тысяч солдат против любой западной державы, если она согласится внести дополнения в фатальный Кючук-Кайнарджийский мир, поместив всю мировую православную церковь под защиту России. Это предложение следовало держать в тайне от Великобритании; но уже через четыре дня после своего возвращения в Стамбул британский посол был о нем извещен. Он сразу же посоветовал турецким министрам рассматривать вопрос о Святых местах отдельно от вопроса об общем протекторате. Это поможет избавиться от недовольства России, которое могло бы возникнуть, если первый вопрос удастся решить очень быстро, и отклонить решение последнего, не отказываясь, однако, от обещания быстро исправить все возникшие упущения. Благодаря этому из-под ног Меншикова удастся выбить почву для всех законных жалоб.
Однако этот «великий посол» был не только «голосом Англии на Востоке», он стоял за спиной дрожащих турецких министров и пробуждал в них храбрость, давая свои советы, и они уходили от него мужчинами и государственными мужами.
Еще до своего приезда в Стамбул 5 апреля 1853 года российский посол Меншиков уже раскрыл перед турецким правительством реальный размах своей миссии, которая выходила далеко за пределы вопроса о Святых местах. Россия, устами своего посланника, предложила Турции предоставить ей в помощь русский флот и 400 тысяч солдат против любой западной державы, если она согласится внести дополнения в фатальный Кючук-Кайнарджийский мир, поместив всю мировую православную церковь под защиту России. Это предложение следовало держать в тайне от Великобритании; но уже через четыре дня после своего возвращения в Стамбул британский посол был о нем извещен. Он сразу же посоветовал турецким министрам рассматривать вопрос о Святых местах отдельно от вопроса об общем протекторате. Это поможет избавиться от недовольства России, которое могло бы возникнуть, если первый вопрос удастся решить очень быстро, и отклонить решение последнего, не отказываясь, однако, от обещания быстро исправить все возникшие упущения. Благодаря этому из-под ног Меншикова удастся выбить почву для всех законных жалоб.