Откат демонстрирует нам, что алгоритм не всегда уверен, сказал Джеред. Именно алгоритм двигает материалы и решает, какая история с математической точки зрения является той, которую как раз стоит рассказать о конкретном человеке.
И как раз в момент этой неуверенности, добавил Джеред, «появляемся мы и устраиваем взрыв».
Взрыв, или наводнение алгоритма залитыми на Тамблер кадрами Линдси с поездок на пляж, «шок и трепет» этой милой банальщины, нужно произвести в четко определенный момент. Гугл знает, когда им пытаются манипулировать. Срабатывает сигнал тревоги.
Поэтому у нас есть четкий график создания и публикации разного контента, заключил Джеред. Мы создаем видимость естественного присутствия в Сети. Здесь задействовано большое количество накопленных знаний.
Майкл Фертик позвал меня на ужин и рассказал, что люди часто критикуют его, говоря, что «любое изменение результатов выдачи поисковика это манипуляция правдой и посягательство на свободу слова». Он отпил из бокала с вином.
Вместе с виртуальным линчеванием приходит посягательство на поведение. Сама жизнь меняется.
Это точно, сказал я. Линдси Стоун целый год чувствовала себя слишком «запятнанной» даже для похода в караоке.
А караоке это то, чем ты занимаешься в одиночку, в помещении, полном друзей.
Это не какая-то необычная реакция, сказал Майкл. Люди меняют телефонные номера. Перестают выходить из дома. Начинают заниматься с психотерапевтом. У них все признаки ПТСР. Это как жить при Штази. Мы формируем культуру, в которой людям кажется, что за ними постоянно следят, где люди боятся быть собой.
Как АНБ[57], добавил я.
Куда страшнее, чем АНБ, сказал Майкл. АНБ ищет террористов. Им не доставляет никакого психосексуального удовольствия позлорадствовать над тобой.
Я долго думал, как расценивать аналогию Майкла со Штази. Есть такая старая шутка в Интернете, что как только ты приравниваешь что-то к деяниям нацистов, тут же проигрываешь спор. Возможно, то же самое относилось и к Штази тайной полиции ГДР времен холодной войны. В конце концов, они прокрадывались в дома подозреваемых врагов народа и опрыскивали их во сне радиоактивными веществами; идея заключалась в том, чтобы использовать радиацию вместо отслеживающего устройства. Агенты Штази неотступно следовали за этими людьми в толпе, направляя на них счетчик Гейгера. Многие из тех, кого считали врагами государства, резко умирали от рака во времена существования Штази.
Но Штази не просто несла с собой физический ужас. Главной задачей организации было создать самую крупномасштабную разведывательную сеть за всю мировую историю. Изучение этого аспекта выглядело не так уж и неразумно в том плане, что это могло подсказать нам что-то о работе нашей собственной разведывательной сети в социальных сетях.
В своей культовой книге «Штазиленд»[58] Анна Фундер берет интервью у женщины по имени Джулия, которую однажды вызвали на допрос. Штази перехватила любовные письма, которые она и ее молодой человек с Запада писали друг другу. Они сидели за столом офицера в комнате для допросов.
Но Штази не просто несла с собой физический ужас. Главной задачей организации было создать самую крупномасштабную разведывательную сеть за всю мировую историю. Изучение этого аспекта выглядело не так уж и неразумно в том плане, что это могло подсказать нам что-то о работе нашей собственной разведывательной сети в социальных сетях.
В своей культовой книге «Штазиленд»[58] Анна Фундер берет интервью у женщины по имени Джулия, которую однажды вызвали на допрос. Штази перехватила любовные письма, которые она и ее молодой человек с Запада писали друг другу. Они сидели за столом офицера в комнате для допросов.
Лежала стопка ее писем к итальянцу. Лежала стопка писем, адресованных ей. Этот человек знал все. Он знал, в какой момент у нее были сомнения. Он знал, какими сладкими речами она позволила себя успокоить. Он знал, как томился желанием ее итальянский бойфренд.
Джулия сказала Анне Фундер, что тот инцидент ее «определенно травмировал психологически» то, как офицер читал ее письма, сидя перед ней, вставляя свои комментарии. «Возможно, именно поэтому я так резко реагирую, когда мужчины пытаются со мной знакомиться. Я ощущаю их как очередное возможное вторжение в мое личное пространство».
Анна Фундер написала «Штазиленд» в 2003 году через четырнадцать лет после закрытия Штази и за три года до появления Твиттера. Конечно, ни один озабоченный или выступающий за цензуру бюрократ не перехватывал сокровенные мысли Жюстин Сакко. Жюстин сама их твитнула, находясь под ложным впечатлением тем самым, под которым до недавнего времени находился и я, что Твиттер безопасное пространство, в котором можно делиться с незнакомцами правдой о себе. Идея с правдивостью проявила себя как провалившийся идеалистичный эксперимент.
Анна Фундер также нанесла визит экс-офицеру Штази, в чьи обязанности входила вербовка информаторов. Она хотела узнать, как учитывая, что платили информаторам мало, нагрузка была невероятная, все больше и больше действий маркировалось как «вражеская деятельность» ему удавалось убедить людей присоединиться.