Честно говоря, мне не хватало охотника. Я уже успела привыкнуть к его манере ненавязчиво заботиться о своих спутниках, с усмешкой рассказывать об опасностях леса, о самых чудовищных его местах. После его байки о грибных полянах, затягивающих неосторожных путников под землю, где их оплетала грибница и высасывала все соки, я с испугом и недоверием присматривалась к редким поганкам и опятам.
На лесные ягоды я начала подозрительно коситься после истории о селянке, набравшей в лесу отборной, крупной черники и приготовившей для домашних праздничный пирог. Вот только вся семья ночью слегла с судорогами и рвотой: лес заморочил девушку, затуманил ей взгляд, подсунув вместо черники вороний глаз. Охотник хмыкал, мол, дура-баба сама все спутала, а на лес валит, но потом серьезно добавлял, что жители лесных селений учатся различать ягоды раньше, чем ходить.
Я не знала, что из рассказов охотника правда, а что выдумка под сенью узловатых старых деревьев легко верилось и в то, и в другое. Может, у охотника и о жар-птице была наготове подходящая сказка, только он не успел нам ее рассказать.
С рассветом мы двинулись дальше. На редких перекрестках приходилось останавливаться и сверяться со сторонами света: один раз дорога уже вильнула, едва не уведя нас обратно к золотому царству. Мне постоянно казалось, что мы и так ходим по кругу, я даже задумалась о том, чтобы оставлять на деревьях отметки. Только вот над тропой нависали такие зловещие гиганты, что у меня рука не поднималась даже царапнуть кору, не то что отодрать ее кусок.
Череп изредка пощелкивал челюстью это из чащи к тропе подходили хищники, и тогда мы видели блеск их глаз в густой тени деревьев. Обычно лесные твари предпочитали с нами не связываться: то ли не были голодны, то ли чуяли в шамане хищника, то ли в принципе не питались людьми. Если какая-то особо смелая или голодная тварь и пыталась выползти на тропу, череп пригвождал ее к земле горящим взглядом, а мы уходили оттуда чуть ли не бегом, стараясь оставить запах паленой плоти далеко за спиной.
Больше меня пугало, когда череп начинал так щелкать зубами, что чуть ли не спрыгивал с посоха, а вокруг не было ни одной твари, словно опасность окружала нас со всех сторон. Пару раз из-за этого нам приходилось спешно искать другую дорогу.
Постепенно тропа уводила в холмы, деревья-великаны сменялись чахлыми карликами, прижатыми к земле.
По-моему, не выдержала я, когда местность стала гористой и безжизненной, только мох и чахлая серая трава кое-где пробивались между камней, мы идем на север.
Похоже на то, кивнул волк, принюхиваясь. Его руки все еще чесались и кровоточили, и он, чтобы не смущать меня неприятным зрелищем, заматывал ладони в полу плаща.
Но почему мы на севере, если шли на восток?!
Мое раздражение можно было понять. Мы столько сил тратили на то, чтобы выверить направление, а в итоге все равно сбились и отклонились в сторону.
Какая разница, где искать жар-птицу? Если мы пришли на север, то почему бы не поискать на севере?
Мне было нечего ему возразить. Может, нас сюда действительно привела судьба, и жар-птица где-то совсем близко, но холодные безжизненные скалы, заросшие мхом и ягелем, никак не вязались у меня с представлением об огненной птице.
Череп снова задергался, неуверенно клацнул зубами.
Ну что еще? почти взвыла я. Мне нестерпимо хотелось выместить хоть на ком-то свою усталость и неуверенность. Если бы к нам рванула какая-нибудь хищная нежить, я бы ликовала, с темным удовольствием наблюдая, как будет шипеть и поджариваться ее плоть под огненным взглядом оберега.
С вершины одного из холмов посыпались мелкие камушки, спустя десяток секунд за их шорохом мы расслышали звук шагов, словно кто-то с трудом спускался, боясь скатиться с крутого склона. Я задрала голову и прищурилась, сморгнула выступившие слезы меня слепил даже блеклый свет северного солнца, и разглядеть я смогла только черный силуэт на темно-сером камне.
Охотник соскользнул на тропу и с трудом выпрямился, опираясь на копье водяницы.
Что вас сюда завело? сипло спросил он, пытаясь отдышаться. Почему вы ушли из золотого царства?
Я смотрела и глазам своим не верила. Охотник, всегда спокойный и непоколебимый, легко проходящий над самой топью и сквозь самую темную чащу, не боящийся ни тварей лесных, ни навьих духов, выглядел хуже мертвеца. Под глазами залегли черные тени, из-за чего бельма казались молочно-белыми, почти светящимися. Его лицо осунулось и заострилось, да и стоял охотник как-то неуверенно, почти весь свой вес перенося на копье.
Я уже хотела броситься к нему, предложить помощь, но волк положил мне руку на плечо, удерживая на месте, покосился на череп, в глубине глазниц которого тлели искорки.
Это ты ответь, резко велел он, почему бросил нас в городе, почему объявился сейчас и почему оберег царицы готов тебя испепелить.
Я же тварь леса, усмехнулся охотник, тяжело переступая с ноги на ногу, я насквозь пропитан его чарами. А колдовство Василисы мне враждебно, впрочем, тут он печально усмехнулся, как и сама Василиса. У нас с ней некоторые непримиримые разногласия.